распахнулась. На пороге стоял тот тюремщик, который водил Алексея к чеху.
— Быстрее в другую камеру! — негромко и торопливо приказал он.
Алексей и Николай, ничего не понимая, бросились в коридор.
— Повели руссо! — пронеслось по камерам.
Оставшиеся в тюрьме итальянские патриоты решили, что русских также повели на расстрел.
Но тюремщик, для вида подгоняя их тумаками, провел друзей в подвал тюрьмы, запер в совершенно глухой камере в самом дальнем углу тюремного корпуса.
— Молчать, — только и сказал он на прощанье.
А через полчаса запыхавшийся Пьетро Кох бежал по коридору...
— Где русские? — спросил он, хватая тюремщика за шиворот.
— Они... они были вот в этой камере...
— Открывай! — зло прохрипел Кох.
Тюремщик никак не мог попасть ключом в скважину,
— Скорее! — Кох распахнул дверь.
Камера была пуста.
— Где они?
— Не знаю, — тюремщик беспомощно развел руками. — Но, синьор, я помню, как утром приезжали сотрудники службы безопасности. Наверное, увезли их на Виа Тассо...
— Проклятье! Но ничего...
Крики в тюрьме постепенно затихли.
— Неужели мы спасены? — спросил шепотом Николай.
Алексей ничего не ответил. Обхватив голову руками, он повалился на пол.
«Прощай, Галафати!»
В тюрьме наступила зловещая тишина.
...В Ардеатинских пещерах гремели выстрелы. Там погибли коммунист Галафати, неизвестный русский солдат, с которым Алексей так и не успел поговорить, генерал авиации Сабато Мартели Кастальди, дивизионный генерал Симоне Симони...
Они умерли, как герои, умерли, как и жили, не склонив головы.
История с портфелем Муссолини
Страшная ночь миновала. Вновь тягуче и жутко текли тюремные дни, угнетающе похожие друг на друга. Теперь узников терзала неизвестность. Прекратились допросы. Об Алексее Кубышкине и Николае Остапенко, казалось, забыли. Могильная тишина сковала камеру. Железные двери со сложным запором открывались лишь один раз в день: это Сперри — так звали тюремщика — приносил пищу и воду.
Ярко начищенные пуговицы на мундире тюремщика подчеркивали бледность его поблекшего лица. Связка тяжелых ключей с тихим звоном покачивалась на его веревочном поясе.
— Хорошо, что мы вместе, — не раз говорил Алексей. — Сейчас хоть можно поговорить о чем- нибудь.
Николай кивал головой.
— Одному и свихнуться недолго.
Но все же всякие непрошеные мысли назойливо лезли в голову. Может быть, эсэсовцы готовят им какую-нибудь особо тяжелую расправу? Почему так редко приходит Сперри? Почему он печален?
Алексей однажды высказал такое предположение:
— Знает, видимо, что нас ждет, а сказать об этом ему тяжело.
— Может быть, — откликнулся Николай. — Мы многим ему обязаны. Интересно, что это за человек?
Алексей пожал плечами.
— Я вижу одно, что он не фашист и не желает нам зла.
Камера, в которой сидели Николай и Алексей, была сравнительно большой — четыре на три метра. Но это была камера полной, строжайшей изоляции.
— Настоящий каменный мешок, — ворчал Николай. — Посадить бы в нее архитектора, который строил эту тюрьму.
Однажды вечером в камеру пришел Сперри. Тюремщик, как будто стесняясь, сунул узникам по большому апельсину. У него, судя по всему, было хорошее настроение.
— Мы только что говорили о вас, — сказал Кубышкин. — И мой товарищ и я думаем, что вы, Сперри, не любите фашистов.
— А за что их любить? — спросил Сперри и, потрогав пальцем большой шрам на щеке, добавил: — Может, за это?
Кубышкин и Остапенко внимательно посмотрели на Сперри: видно, сегодня итальянец решил, наконец, пооткровенничать.
Потом Николай спросил:
— А откуда такой шрам?
Сперри с горечью махнул рукой, лицо его болезненно сморщилось.
— Этим шрамом меня украсил фашист.
— А как это было, если не секрет?
— О-о, это целая история. И все из-за таинственного портфеля. А дело было так. Когда Муссолини отстранили от власти, дуче решил обратиться за помощью к королю Виктору-Эммануилу. Жена Муссолини Ракеле сказала тогда: «Не ходи к королю, он тоже против тебя». «Да нет, — ответил Муссолини, — король мне друг».
Потом Муссолини со своим секретарем Николо Де Чезаре поехал к королю, на виллу Савойя. Пока король и Муссолини беседовали, Де Чезаре ждал. Минут через двадцать король и Муссолини вышли вместе. Дуче вручил Де Чезаре свой портфель.
Виктор-Эммануил проводил гостей. В конце лестницы Де Чезаре увидел двух приближающихся к ним офицеров-карабинеров.
— Следуйте за нами! — приказал один из них.
Дуче протестовал, но напрасно. Через две минуты Муссолини и Де Чезаре с портфелем в руках сидели в санитарной машине, которая быстро помчала по улицам Рима.
Через некоторое время Де Чезаре наклонился к своему шефу и шепнул: «Дуче, это — арест по всем правилам».
«Да нет, — продолжал твердить Муссолини. — Король мне друг, он дал гарантии. Это обыкновенное недоразумение».
Путешествие продолжалось до казармы Виа Деньяно. Там дуче приказали выйти из автомобиля. Де Чезаре, по-прежнему прижимавший к груди объемистый портфель, был отвезен в нашу тюрьму.
Тут Сперри замолчал и прислушался. В коридоре послышалось какое-то движение.
— Это моют пол, — догадался Алексей, услышав мягкое шлепанье швабры.
Тюремщик продолжал прерванный рассказ:
— Помню, прибыл Де Чезаре в комнату предварительного заключения взволнованный. До этого я видел его только на фотографиях, он обычно стоял по правую руку Муссолини. Моложавый такой, красивый. А тут я увидел перед собой старика с трясущимися от волнения руками.
Я приказал Де Чезаре снять одежду и одеться во все тюремное. Он покорно исполнил мой приказ. Я завязал его одежду, ботинки и портфель в один узел, прикрепил к нему бирку с его фамилией и номером и закрыл шкаф.
Даже и не очень внимательный человек заметил бы, что Де Чезаре все время тревожными глазами наблюдал за своим портфелем. Но я дал ему понять, что меня ничто не интересует, в том числе и содержимое портфеля.
