В брезентовом свертке оказывается деревянный столб, и я думаю, что те, кто направил нас сюда, хорошо представляли здешнюю растительность.
Мы молча копаем. Темно, и мы уже едва различаем свои руки. Мне кажется, я слышу, как всхлипывает Бирюков.
Через полчаса столб установлен.
Слышен плеск воды, к нам подходит Махбуб Али. Несколькими ударами он укрепляет на столбе доску, принесенную с собой. Теперь столб похож на невысокий могильный крест.
– Бойцы, – говорит Махбуб Али, – поздравляю вас с успешным выполнением задания.
К нам приближается светлое пятно: это идет майор Гоголидзе, освещая себе дорогу ярко пылающей веткой.
– Товарищ майор, – кричит он, – всё?
– Да, – отвечает Махбуб Али, – теперь будем ждать.
Гоголидзе останавливается на том берегу. Ветка горит так ярко, что мне хорошо видно угрюмое, измазанное в грязи лицо Бирюкова, его припухшие глаза и упрямо сжатые губы. Лицо Махбуба Али исполнено восторженной решимости – если бы не ироничный взгляд, я бы назвал его фанатичным.
Наконец я перевожу взгляд на деревянную конструкцию. Теперь, при свете импровизированного факела, я удивляюсь, как мы раньше не узнали пограничный столб.
На доске, криво прибитой Махбубом Али, аккуратными буквами по-русски и по-английски написано: «СССР – ИНДИЯ».
Вечером 2 сентября с той стороны у обозначенной нами границы появилась группа белых мужчин, говоривших друг с другом по-английски. Их переговоры с Махбубом Али заняли не больше часа, потом они ушли. Дождавшись их отбытия, Махбуб Али верхом покинул долину.
Через два дня Гоголидзе получил по рации приказ вырыть и сжечь столб. Выполнив его, мы вернулись в расположение ОСАА, где я и находился вплоть до ее скорого расформирования.
Махбуба Али я больше никогда не видел – но уже знал ответ на его вопрос
Ровно два года Мировой войны потребовалось, чтобы я добрался до Индии – как обещал мне отец двадцать восемь лет назад.
Отец никогда не врал мне.
Разумеется, дедушка Миша не рассказывал всех подробностей. Большую часть я придумал сейчас – и, боюсь, неудачно. Трудно вообразить Великую Отечественную в среднеазиатских декорациях – все время сбиваюсь на Киплинга, тем более, что рассказ деда почти забыл. Помню только, что небольшим отрядом они прошли вдоль тогдашней границы Ирана и Афганистана, добрались до Индии, врыли столб, после коротких переговоров с англичанами вырыли его и вернулись назад. Я даже не спросил деда, когда, собственно, все случилось, посчитав, что этот эпизод должен быть хорошо известен историкам.
Я ошибался: специалисты, с которыми я говорил, только строили предположения. Сошлись на том, что рейд имел место во время советско-британского вторжения в Иран в августе-сентябре 1941 года. Вероятно, таким образом Сталин оказывал давление на союзников – не то по поводу второго фронта, не то по каким-то другим политическим причинам, неизвестным мне.
Большая Игра, как сказал бы Махбуб Али.
Насколько я помню, дед не обсуждал со мной, зачем командование послало их врыть (а потом вырыть) пограничный столб. Думаю, ему было важно другое: вопреки революции, гражданской войне и террору, вопреки отказу от своей фамилии и железному занавесу он все-таки побывал в Индии.
Тогда, в августе 1991-го, я больше всего недоумевал, к чему дедушка Миша рассказывает мне эту историю. Закончив, он выпрямился, вздохнул и сказал:
– Ты видишь, Никита. Мой отец в тринадцатом году предсказал мою судьбу почти на тридцать лет вперед. Отец никогда не врал мне – и я тебе не совру. Помни: будет трудно, гораздо труднее, чем ты можешь сейчас представить. Многие погибнут. Еще больше – сломаются. Но лично ты – выстоишь. Ты – справишься.
Эти слова… я их никогда не забывал. В девяностые я думал: дедушка Миша сказал, что я выдержу, справлюсь, не опущусь, не обнищаю, смогу прокормить семью. Три года назад, когда пошел мой бизнес, я сказал себе: да, дед был прав, спасибо ему за предсказание.
Но последние месяцы я все время думаю: может, он имел в виду совсем другое? Не бедность, нищету, поиск работы и денег – а то, что происходит со мной сейчас: Даша, Маша, вина, любовь, секс, беспомощность? Если так, пусть дед снова окажется прав. Пусть я смогу выстоять и справиться – что бы это ни означало на этот раз.
62. В фантазиях нет ничего дурного
– Ну что значит «виновата»? В кармическом смысле? – Н Вика сидит, подобрав под себя ноги. Прямо на полу, посреди Аниной комнаты. Над тем самым местом, где неделю назад прорвало трубу. Викины волосы сверкают золотом как ни в чем не бывало.
Это успокаивает.
– Не знаю, в каком смысле, – говорит Аня. – Я как раз в тот момент от всего сердца пожелала ей смерти.
Викины брови ползут вверх в притворном изумлении:
– Ну и что? Ты разве христианка?
– Я не христианка, – говорит Аня, – и, вероятно, не буддистка. Точно – не мусульманка, несмотря на татарскую кровь. Я простая советская девочка. Космонавты в космос летали, Бога не нашли.
– Тогда в чем проблема? – спрашивает Вика. – Почему нельзя желать смерти врагам? Твоя бабушка своих врагов вообще убивала. Даже, кажется, получила за это орден.
– Ну, то же на войне.
– Что – на войне? Убивала незнакомых людей, лично ей они не сделали ничего плохого. Может, выстрелить ни разу не успели, привезли их на Восточный фронт, и – бух! – твоя бабушка.
Вика сцепляет руки и потягивается, как большая довольная рыжая кошка.
– Я бы все-таки предпочла считать, что это было совпадение, – говорит Аня.
– Ну это как тебе самой больше нравится. Можешь считать – совпадение.
– А на самом деле? – Аня садится на пол рядом с Викой, та берет ее за руки, смотрит прямо в глаза.
– Давай попробуем, – говорит Вика. – Расслабься и постарайся убрать из головы все мысли. Отвечай на вопросы не задумываясь, первое, что придет в голову.
Аня кивает, хотя не очень верит во все эти Викины штучки. Некоторое время смотрит ей в глаза, потом словно издалека доносится голос
Нет, думает Аня, ерунда какая-то. Я простая советская девочка, это шаманство не для меня. Вот тем, кому двадцать, двадцать пять, – с ними пожалуйста. Для них вся эта эзотерика, весь этот паганизм, викканство, мистика, магия – для них оно как воздух. Они Пауло Коэльо читали раньше, чем лишились девственности. Поверят во что угодно: в смертоносные детские сказки, в исцеляющих магов, в предсказания будущего, в узнавание прошлого, да хоть в то, что можно силой мысли переноситься в другие страны, скажем в Индию, в Индию, да, там в Гоа по-настоящему гламурно, ты только послушай, Никита, русские там держат весь татуировочный бизнес, круто, да? У моей подружки там сейчас приятель, они сняли дом и купили свинью. Решили научить ее смотреть на небо. Никита, ты знаешь, что свиньи сами по себе не умеют смотреть на небо?
– А куда они смотрят? – спрашивает Никита. Он лежит у Даши на диване, она, скрестив ноги, сидит рядом. Серебряный кулон прилип к мокрой груди.
– Они смотрят в землю, – уверенно говорит Даша. – Они не могут поднять голову. Но не в свинье дело, просто Индия – это такое место, все, кто туда приезжают, сразу в нее влюбляются. Последняя страна, где осталась настоящая магия.
