почти десятилетнего перерыва Русь должна была платить Тохтамышу дань в размерах, установленных в XIII в. и собиравшихся ханом Узбеком. Некоторые земли, в частности Ростов и Великий Новгород, должны были дать «черный бор» - поголовную дань, а обеспечить ее поступление обязан был московский князь. Естественно, что подобные поборы усиливали сепаратистские настроения в центрах Северо-Западной Руси и выбивать «черный бор» приходилось силой. (Этим вызывался большой поход московского князя и Владимира Андреевича Серпуховского на Новгород в 1386 г.)
Тохтамыш вводит новую систему поддержания господства над русскими княжествами:
В 1384 г., после серьезных поражений от Ордена, наметилось сближение литовского князя Ягайло с Москвой. Был заключен договор, который, к сожалению, не дошел до нас, но упоминается в Описи архива посольского приказа 1626 г. Поскольку в договоре в это время был более заинтересован Ягайло, то в форме договора просматривалось некоторое превосходство московского князя (к нему обращались литовские князья). Особое соглашение между матерью Ягайла Ульяной (дочерью тверского князя) и Дмитрием предполагало женитьбу Ягайло на дочери московского князя: «Великому князю Дмитрию Ивановичу дочь свою за него дати, а ему, великому князю Ягайло, быти вь их воле и креститися в православную веру и христианство свое объявити во все люди». Речь, видимо, шла о Софье, выданной два года спустя за сына Олега Рязанского.
Намечавшийся союз, однако, не состоялся. Летописи ничего не сообщают ни о договоре, ни о причинах возобновления противостояния, частью которого могла быть и активизация Олега Рязанского, захватившего Коломну. (Олег был женат на сестре Ягайло и в начале 80-х гг. находился в близких отношениях с литовским князем.) Ясно, что такой союз должен был вызвать опасение у Тохтамыша, и он, конечно, делал все для его разрушения. Возможно, именно тогда он сближается с Витовтом, находившимся в остром противостоянии с Ягайло. Угроза же со стороны Орды и Ордена побуждает Ягайло искать примирения с Витовтом и сотрудничества с польской шляхтой. Уже в 1385 г. было подписано соглашение с польскими феодалами, в основе которого предполагался брак Ягайло с юной польской королевой Ядвигой, причем с литовской стороны его подписывал и Витовт, чем признавалось распространение унии на все Литовско-Русское княжество. В январе
Плотность «графика» говорит о четкой договоренности в переговорах 1385 г. Но теперь возникала совсем иная ситуация. Литовские и русские князья и бояре и население многих земель не собирались переходить в католичество. И этих недовольных теперь возглавит
Уния, несомненно, вызвала резкое недовольство в Константинополе, причем недовольство направлялось и против Киприана, который, увлеченный борьбой с Пименом, как полагали в Константинополе, ничего не сделал для предотвращения перехода в католичество части литовской знати во главе с Ягайло. В этих условиях изменяется и отношение к Пимену: в 1386 г. Дмитрий Донской вновь направляет Феодора Симоновского в Константинополь для решения вопроса «об управлении митрополии». И на сей раз решение склонялось в пользу Пимена. А Киприану на соборе 1387 г. были предъявлены серьезные обвинения; которые предполагали суд и лишение кафедры. Киприан, естественно, тоже принимал меры и в плане «реабилитации», размежевываясь с Ягайло, и в плане поиска более надежной политической опоры. Видимо, в этой связи и созрел план женитьбы московского княжича Василия, остававшегося заложником в Орде, на дочери Витовта, получившего по соглашению с Ягайло Луцк и «Подольскую» (Волынскую) землю, но постоянно перемещавшегося по литовским и ливонским землям.
В 1386 г. летописи говорят о побегах из Орды двух Василиев Дмитриевичей: суздальского (брата супруги Дмитрия Донского Евдокии) и московского. Первого перехватил татарский «посол» и вернул в Орду, где князю пришлось принять «великую истому». Второй — пятнадцатилетний московский княжич — беспрепятственно «прибеже» «в Подольскую землю в великыя Волохы къ Петру воеводе».
В Никоновской летописи текст дан более развернуто: «Князь Василий Дмитреевичь... видя себя дръжима во Орде и помысли, яко невозможно ему убежати прямо на Русь; и умысли крепко с верными своими доброхоты и побежа в Подольскую землю, в Во-лохи, к Петру воеводе. И оттуду иде, в незнаемых таяся, и при-шедше ему в Немецкую землю, и позна его князь Витовт Кестуть-евичь и удержа его у себя; тогде бо бе Витовт в Немецкой земле, по убиении отца его Кестутья убежа. Имяше же Витовт у себя дщерь едину. И сию въсхоте дати за князя Василиа Дмитреевичя, и глагола ему: «отпущу тя къ отцу твоему в землю твою, аще поимеши дщерь мою за себя, единочаду суще у мене». Он же обещася тако сотворити, и тогда Витовт Кестутьевичь дръжа его у себе въ чести велице, дондеже отпусти его къ отцу на Москву».
Согласно Троицкой и близких к ней летописей, осенью 1387 г. Дмитрий Иванович отправил «бояр своих старейших противу сыну своему князю Василью в Полотцкую землю». Вернется Василий к отцу 19 января 1388 г., «ас ним князи лятские и Панове, и ляхове, и литва». Никоновская летопись эти факты не воспроизводит, а традиция, восходящая к Троицкой летописи, не упоминает о Вильне, Витовте и его дочери. И это умолчание говорит о многом. Ближайшему редактору летописей, а именно митрополиту Киприану, надо было скрыть свою причастность к событиям в Вильне, а может быть и в Орде: «доброхоты» весьма целенаправленно вели княжича к союзу с Литвой, а Тохтамыш вскоре и сам будет искать пристанища в Литве, именно у Витовта.
В западнорусских летописях воспроизводится и еще один вариант, связанный с женитьбой Василия Дмитриевича. Текст, повторяющийся в ряде рукописей, не датирован и, по существу, воспроизводит уже иную эпоху. Витовт, попытавшийся с помощью «немцев» овладеть Вильно, вынужден был снова отступить в «Марин городок» (Мариенбург, Малборк — столица Тевтонского ордена), где находилось в это время и его семейство. «Того же лета, -записано в тексте без обозначения даты, — князю великому Витовту послы пришли от великого князя московского Василя Дмитрееви-ча. Князь великий Витовт дал княжну свою Софию за князя Василя Дмитреевича, отпустил ее з Марина городка, а с нею послал князя Ивана Олкгемонтовича со Кгданска. И пошли со княжною у великих кораблех морем, и приехали ко Пскову. И псковичи им великую дали честь и проводили их до Великаго Новаграда. Також и новгородцы им великую честь давали до Москвы великому князю Василю Дмитреевичу. А князь Василей послал им против братю свою: князя Ондрея Владимеровича да князя Ондрея Дмитреевича (имеется в виду сын Дмитрия Ивановича можайского) и иных князей и бояр. И стретили княжну Софию с великою честью. Тогды был з ними священный Киприян митрополит со многими владыками и архимандриты, и игумены, и со всеми священники. И стретили ее честно со кресты перед Москвою, и был збор великий, и венчяня ся стало. И было чести и веселя досыта, иже не может выписати (т. е. — невозможно описать. —
Дмитрий не имел отношения ни к побегу сына, ни к его обручению с литовской княжной. И неудивительно, что обручение княжича, к которому, по всей вероятности, был причастен Киприан, он так и не признал, и жениться сыну на Софье Витовтовне не позволил. Зато сразу же после кончины Дмитрия Донского обещание Витовту было исполнено — свадьба состоялась.
Примечательно, что именно к 1388 г. относится резкое обострение отношений Дмитрия с Владимиром Андреевичем Серпуховским. Киприан, видимо, пытался привлечь и серпуховского князя для реализации своих планов, а московский князь должен был отождествить ситуацию с 1382 г. В итоге конфликта Дмитрий отобрал у серпуховского князя города Галич и Дмитров. Последний, возможно, для предотвращения контактов Владимира Андреевича с Сергием Радонежским, которого Киприан мог привлекать для воплощения своих планов. Примечательно, что родившегося весной 1389 г. у Дмитрия сына Константина крестили княжич Василий и дочь последнего тысяцкого Мария, а ведь родившегося перед этим княжича Петра крестил Сергий Радонежский.
Изгнание Киприана в 1382 г. было и вынужденным, и оправданным. Но оно поставило перед Дмитрием Ивановичем и проблему нормализации церковного управления. Он был вынужден принять в
