ИСТОРИЯ РОССИИ с древнейших времен до 1618 г.Учебник для ВУЗов. В двух книгах. Книга вторая.

По утверждению Курбского, мысль об отстранении «мудрых советников» была навеяна царю племянником Иосифа Волоцкого Вассианом Топорковым. «Аще хощешь самодержец быти, — сказал якобы Топорков, — не держи советника ни единого мудрейшего себя». Принцип этот довольно широко представлен во всех монархиях и президентских республиках. И нетрудно на практике деятельности Ивана Грозного заметить, как объективные государственные и даже личные интересы заслонялись у царя тупым желанием править неограниченно. Учение «иосифлян» о божественном характере царской власти Иван Грозный взял на вооружение, но интерпретировал его более чем односторонне, без учета пользы и вреда для государства: «Аще праведен и благочестив еси, — обращается царь к беглому князю, — почто убоялся еси неповинныя смерти, сие же несть смерть, но приобретение? Последи всяко умрешь». И царю даже в голову не приходит мысль, что убийство невинного человека должно окупаться его смертью, как убийцы, совершившим преступление перед Богом и Законом. Царя вполне устраивала формула, заимствованная из послания апостола Павла: всякая власть от Бога, и любой власти надлежит повиноваться не рассуждая, справедливая она или нет. «Раби, послушайте господий своих... не токмо благим, но и строптивым, не токмо за гнев, но за совесть», — пересказывает Грозный апостола Павла. Царь ставит в пример Курбскому поведение «раба» его Василия Шибанова, который сохранил верность князю, не устрашась смерти.

«Иосифляне» рассуждали о божественном происхождении царской власти, дабы сделать ее орудием политики церковных феодалов. Иван Пересветов звал царя отвергнуть вельмож ради заботы о «воинниках». Царь воспользовался этими советами, однако лишь в той мере, в какой это оправдывало неограниченность его власти. «Или убо сие свет, — возражает он Курбскому в оценке деятельности «Избранной рады», — попу и прегордым, лукавым рабом владети, царю же токмо председанием и царьствия честию почтенну быти, властию ничим же лутчи быти раба? А се ли тма, яко царю содержати царьство и владети, рабом же рабска содержати поведенная? Како же и самодержец нарицается, аще сам не строит?» Иван Грозный, по существу, не ищет аргументов против «Избранной рады» в ее реальных или даже мнимых ошибках по управлению государственными делами. Цитата из «Писания» для него вполне достаточный аргумент. «Нигде же обрящеши, еже не разоритися царству, еже от попов владому», — говорит он, имея в виду Сильвестра. Между тем влияние Сильвестра носило чисто личный, «духовный» характер и ни в коей мере не придавало государственному устройству теократических черт. Царя не удовлетворяло положение первого среди равных: он горел желанием «строить» все сам. Отвечая на обвинение Курбского в уничтожении «сильных во Израиле», царь замечает, что «Российская земля правится Божиим милосердием... и последи нами, своими государи, а не судьями и воеводы». Держать же ответ за свои действия перед подданными царь не собирался: «Жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны же».

Иван Грозный придавал большое значение наследственному характеру своей власти, равно как мнимому происхождению от потомков брата Августа — Пруса. Шведскому королю Иоганну III царь ставит в укор то, что он «мужичий род, а не государьской», поскольку отец Иоганна получил королевство не по наследству, а был «избран». Любопытно, что царь вообще не признавал за «Свей-ской землей» статуса «королевства». «А что пишешь — за несколько сот лет в Свее короли бывали, и мы того не слыхали, опричь Магнуша, который под Орешком был, и то был князь, а не король». Следует, однако, отметить, что и шведские короли признавали ущербность своей генеалогии и усиленно стремились найти королевских предков. В самосознании королевской власти всей Европы принцип родовитости играл важнейшую роль. Когда встал вопрос о возможности передачи царского престола не малолетнему сыну Ивана, а его двоюродному брату Владимиру Андреевичу Старицкому, царь склонен был рассматривать это как «измену» и заговор против самих основ государства.

Иван Грозный был убежден, что самодержавное правление само по себе представляет величайшее благо для подданных, поскольку исходит от «боговенчанного» царя. Поэтому всякое выступление, которое можно было воспринять как попытку ограничения самодержавия или даже как осуждение какого-то конкретного акта царя, рассматривалось им как «измена», которая во всех землях подлежит суровому наказанию. Выступая против «своевольства» бояр, царь не стремился к «выравниванию» юридического положения сословий. Адашев и Сильвестр обвинялись в том, что «честию мало вас (бояр. — А.К.) не с нами ровняюще, молодых же детей боярских с вами честью подобяще». Восприняв совет Пересветова править с «грозой» и опираясь на служилых людей, Грозный решительно не разделял взгляды публициста на холопство, рассматривая в качестве холопов всех своих подданных. Явное предпочтение он отдавал также родовитости перед выслугой. Едва ли не наибольший упрек в адрес Адашева заключался в том, что он «из батожников водворишася». Василию Грязному царь пояснял, что поскольку «отца нашего и наши князи и бояре нам начали изменяти, и мы и вас, страдников, приближали, хотячи от вас службы и правды».

В спорах о формах государственного устройства и взаимоотношении сословий в России XVI в. обычно обсуждалась лишь мера участия в политической жизни и привилегий государевой власти, боярства, дворянства и церкви. Только у Вассиана Патрикеева, Максима Грека и Федора Карпова глухо говорилось о крестьянстве, да у Ивана Пересветова — о холопстве. Но в середине XVI в. появляются сочинения, в которых низшее сословие представлено самостоятельным и важным элементом государственной системы. С рассуждением о значении крестьянства выступил Ермолай-Еразм.

Ермолай, в монашестве Еразм, выходец из Пскова, в середине XVI столетия оказался в Москве (возможно, в свите митрополита Макария или Сильвестра). Свои политические идеалы Ермолай-Еразм изложил в сочинении «Благохотящим царем правительница и землемерие». Подобно Федору Карпову, Ермолай-Еразм признавал целесообразность сложившегося сословного деления общества, оставляя за царем функции верховного судьи и правителя. Так же как и Ф. Карпов, но в отличие от Пересветова, он наставлял, что правление должно осуществляться «истинною и кротос-тию». В «нестяжательской» литературе обличалось корыстолюбие и стяжание монастырей. У Максима Грека и митрополита Даниила проявляются элементы критики стяжательства светских феодалов. В этом же направлении развивается критика Ермолая-Ераз-ма. Царю надлежит «неленостно снискати, разсмотряя яже ко благополучению всем сущим под ним, не единеми велможами еже о управлении пещис, но и до последних».

В представлении Ф. Карпова опору государства, его военную силу и организующее начало составляли бояре и служилые люди. Ермолай-Еразм в сложившейся социальной структуре выделял роль крестьянства: «Велможа бо суть потребни, но ни от коих же своих трудов довольствующиеся. В начале же всего потребны суть ратае-ве; от их бо трудов ест хлеб, от сего же всех благих главизна». Если Иван Пересветов настаивал на введении для служилых людей денежного жалованья, то Ермолай-Еразм, напротив, указывал на тяжесть для крестьянства денежного оброка и ямских сборов: «Рата-еве же беспрестани различныя работныя ига подъемлют: овогда бо оброки дающе сребром, овогда же ямская собрания, овогда же ина». Публицист не сомневался в необходимости содержания служилого сословия, но восставал против обогащения не по заслугам: « Ратае-ве же мучими сребра ради, еже в царску взимается власть и дается в раздаяние вельможам и воином на богатство, а не нужда ради».

Ссылаясь на примеры из церковной истории, Ермолай-Еразм находил справедливым отчислять в пользу государства пятую часть производимого продукта. Учитывая, что «злата и сребра ратаеве недоумеющи откуда притяжати», автор рекомендовал «имати от притяжания жит у ратаев житом пятую часть». По мысли Ермо-лая-Еразма, служилые люди получают пятую часть крестьянского урожая непосредственно выделенной для них земли (20 полных крестьянских наделов или 750 четвертей земли во всех трех полях). С поместья должен был нести службу сам дворянин и его вооруженный слуга, причем жить дворянин должен в городе, дабы можно было быстро явиться на службу. Денежные средства служилый человек мог получить продажей избытка оброка в городе. Для удовлетворения государственных нужд определенное количество земли могло быть выделено у разных городов страны. Полученный хлеб также мог реализовываться на рынке. Ямские сборы Ермолай-Еразм предлагал переложить на ту часть населения, «ели-цыи во градех купующе и продающе и прикупы богатеюще». Та же часть горожан, которая не получала, «многа прибытка» от межгородовой торговли, от ямских поборов освобождается. Очевидно, и в данном случае имеются в виду социальные низы города, непосредственные производители материальных благ—ремесленники.

Некоторые авторы отмечают близость воззрений Ермолая-Еразма взглядам «иосифлян». Но с такой оценкой едва ли можно согласиться. Ермолай-Еразм несомненно осуждал