ИСТОРИЯ РОССИИ с древнейших времен до 1618 г.Учебник для ВУЗов. В двух книгах. Книга вторая.

XV столетия. Вып.1. Киев, 1878.

Архангельский A.C. Нил Сорский и Вассиан Патрикеев. 4.1. СПб., 1882.

Бегунов Ю.Г. Кормчая Ивана Волка Курицына // ТОДРЛ. Т. XII. 1956.

Будовниц И.У. Русская публицистика XVI в. М.; Л, 1947.

Дмитриева Р.П. Сказание о князьях владимирских. М.; Л., 1955.

Дружинин В.Г. Несколько неизвестных литературных памятников XVI в. // Летопись занятий Археографической комиссии. Вып. XXI. СПб., 1909.

Зимин A.A. И.С. Пересветов и его современники. М., 1958.

Зимин A.A. Максим Грек и Василий III в 1525 г. // Византийский временник. Т. XXXII. М., 1971.

Зимин A.A. О политической доктрине Иосифа Волоцкого // ТОДРЛ. Т. IX. М.; Л., 1953.

Зимин A.A. Общественно-политические взгляды Федора Карпова // ТОДРЛ. Т. XII. М.; Л., 1956.

Иванов А.И. Литературное наследие Максима Грека. М., 1969.

Казакова H.A. Вассиан Патрикеев и его сочинения. М.; Л., 1960.

Казакова H.A. Очерки по истории русской общественной мысли. Первая треть XVI в. Л., 1970.

Каштанов СМ. Социально-политическая история России конца XV — первой половины XVI в. М., 1967.

Лурье Я.С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV — начала XVI в. М.; Л., 1960.

Максим Трек. Сочинения преподобного Максима Грека, изданные при Казанской духовной академии. 4.2. Казань, 1860.

Моисеева Т.Н. Валаамская беседа — памятник русской публицистики середины XVI в. М.; Л., 1958.

Перевезенцев СВ. Русская религиозно-философская мысль X — XVII вв. Основные идеи и тенденции развития. М., 1999.

Полосин И. И. О челобитных Пересветова // Ученые записки МГПИ. Т. XXXV. Вып. II. М., 1946.

Ржига В.Ф. Литературная деятельность Ермолая-Еразма // Приложение ЛЗАК. Вып. 3. Л., 1926.

Ржига В.Ф. Опыты по истории русской публицистики XVI в. Максим Грек как публицист // ТОДРЛ. T.I. 1934.

Розов H.H. «Повесть о новгородском белом клобуке» как памятник общерусской публицистики XVI в. // ТОДРЛ. Т. IX. 1953.

Синицына Н.В. Послание Максима Грека Василию III об устройстве афонских монастырей // Византийский временник. Т. XXVI. М., 1965.

Синицына Н.В. «Третий Рим». Истоки и эволюции русской средневековой концепции. XV - XVI в. М., 1998.

Смирнов И. И. Беседа валаамских чудотворцев // Исторические записки. Т. 15. 1945.

Сочинения Ивана Пересветова / Подг. к печати A.A. Зимин. М.; Л., 1956.

ГЛАВА XVII. Реформы середины XVI столетия

§1. ПРИЧИНЫ РЕФОРМ «ИЗБРАННОЙ РАДЫ»

Один из постоянных парадоксов исторической науки — привязывать любые возможные реформы к личности находящегося у власти самодержца. Целые серии книг посвящены «реформам Ивана Грозного», хотя эти реформы имели задачей ограничить деспотический произвол правителя, волей судеб оказавшегося на троне. А реформы шли, и очень значимые, только не благодаря, а вопреки восседавшему на троне деспоту. Как было замечено ранее, на Руси XV — XVI вв. шла постоянная борьба двух традиций в политической организации общества, которые отразились и в публицистике, и в реальной жизни. Собственно русское начало обычно увязывалось с политической линией рано умершего Ивана Ивановича Молодого и затем его юного сына Дмитрия, а восточно-византийская традиция ассоциировалась с Софьей Палеолог и ее сыном Василием. В первом случае «Власть» традиционно прислушивалась к мнению «Земли», которая пользовалась авторитетом, и для этой традиции характерно было внимание к самоуправлению — принципу избрания правящего звена «снизу вверх». Сторонники византийской традиции изначально ориентировались на структуры, выстраивавшиеся «сверху вниз». Публицистика XVI в. довольно внятно показала это противостояние.

В целом самоуправление дольше и прочнее держалось в северных районах Руси, и значительно слабее было представлено на территориях, пограничных с Ордой и в других пограничных областях. В Москве весь XV в. буксовали попытки упорядочить отношения центра и отдельных земель. Иван III, склонившийся незадолго до смерти к восточно-византийским представлениям о власти, упустил реальные возможности провести нужные для государства реформы. И только огромная беда 1547 г. показала их необходимость.

Июньское восстание 1547 г. было вызвано, как это часто бывает, случайными факторами. Страшный пожар, охвативший весь город, уничтожил 25 тысяч домов, погибло до трех тысяч человек, около сотни тысяч осталось без крова (судя по рассказам о пожаре, в Москве в это время проживало более ста тысяч человек). И сразу пошли слухи, что Москву подожгли Глинские. В летописях прямо говорится о возмущении «неправдами», взятками и поборами в судах и о насилиях представителей власти. И все это связывалось с Глинскими. Их считали главными виновниками всех бед, и основания для этого были: во всем «боярском правлении» это было самое хищное и безответственное перед страной и «Землей» правление. Ненависть москвичей удесятерялась тем, что Глинские были пришельцами татаро-литовского происхождения. Ненависть обращалась и на прибывших из северных городов детей боярских: в Москве помнили, что Северо-Запад Руси, маневрируя между Литвой и Русью, готов был в любое время переметнуться к Литве. Поэтому если Глинские для москвичей оставались иностранцами, то появление отрядов служилых людей из северных городов связывалось с неправедным правлением Глинских.

Хотя со времени ликвидации городского самоуправления в Москве прошло почти два столетия (напомним, что ликвидация института тысяцких произошла в 70-е гг. ХГУв.), восставшие скоро восстановили «старину»,- выдвигая свои требования на вече и действуя «миром» — общиной. Главное требование восставших — выдача Глинских. Москвичи охотно приняли версию, будто бабка царя Анна Глинская «волхованием сердца человеческие вы-маша и в воде мочиша и тою водою кропиша и оттого вся Москва погоре». Но схватить восставшие смогли только Юрия Глинского, которого и казнили на площади. Естественно, досталось и людям Глинских, до которых было добраться легче: они не были защищены именем царя и самодержца.

Восставшие довольно организованно двинулись и в Воробьеве, где в это время укрывался от пожара и восставших сам Иван IV. Требовали восставшие опять-таки выдачи бабки Анны и особенно ненавистного сына ее Михаила. Царю удалось убедить восставших, что никого он не прячет, и это соответствовало