– А меня абсолютно справедливо обвинили в шулерстве, – без тени смущения ответили мне. – Но, как обычно, доказать ничего не сумели и отпустили даже быстрее Левушки. Правда, выигрыш отобрали и, как я полагаю, отнюдь не для того, чтобы вернуть проигравшимся.
– Но как-то странно, что вы оказались вместе.
– Это вы о том, что шулерство к политике покуда не относят? Да ничего странного, по-всякому бывает. Те, кто проигрался, в запале наговорили про меня всякую чушь. Вот мы и попали в одну камеру, к моему великому удовольствию.
– Да какое же удовольствие в камере находиться?
– Маленькое. Но без Левушки его вовсе не было бы. Заводят его в камеру, староста – товарищи в камерах завсегда старшего избирают – мигом к нему: «Фамилия ваша какая будет, товарищ? К какой партии принадлежите?» А он солидно этак в ответ произносит: «Фамилии не имею, один только литературный псевдоним. Принадлежу к единственной настоящей партии, к декадентской» [60]. Так и прописали на листке… Прошу прощения, едва не забыл.
Тут мой собеседник достал из жилетного кармашка часы в золотом корпусе, глянул на время и принялся расталкивать спящего:
– Господин хороший, вы ж просили вас без четверти разбудить, так сейчас уже без десяти минут!
Спящий, услышав эти слова, мигом вскочил и, не сказав ни слова, вышел из номера.
– Пришел, знаете ли, ни здравствуйте, ни еще чего, лег на кровать и буркнул: «Разбуди меня без четверти!» И уснул.
– Тут всегда такой… сквозняк из посетителей?
– Всегда-с! Двери вовсе не запираются, вот и ходят кому надо и кому не надо. Хорошо, хоть тащить отсюда нечего. Вот! – похлопал он бронзового Данте по макушке. – Единственная ценность, но неподъемная.
– Вы про тюрьму не дорассказали.
– Да, не дорассказал. Левушка там мигом устроил веселую жизнь. Прочел реферат об этом самом Данте. Рабочих посадил играть на гребенках, пляс поднял. Тут аж надзирателю досадно стало, попросился пустить смотреть на пляс.
– Пустили?
– Пустили! Слух пошел о веселье, о том, что сидит в камере такой-то декадент и шутки чешет, из других камер стали проситься перевести. Учебу организовал. Днем все с карандашами да с листочками, вечером – пляски. Я аж уходить не хотел.
– Что, так весело?
– Кабы не смертники[61], а и такие в камере были из числа максималистов-экспроприаторов[62], было б весело. Да-с! Чего-то не туда я разговор завернул. Может, вас чем иным помимо беседы развлечь?
– А вы в самом деле шулер?
– Увы и ах! – весело ответил мне случайный собеседник.
– Может, покажете, как это делается?
– Ну уж нет! Показать можно только в игре, а с хорошими людьми я играть не стану. Не сумею удержаться, начну жульничать.
– Если играть не на ставки, а просто из интереса, так и в этом нет ничего дурного. Особенно если вас о том просят.
– Да тут и карт нету. Точнее, я их где-то видел, но колода такая затертая, что мало чего с ней сделать можно.
– Так у меня с собой!
Последнее время я непременно носила с собой карточную колоду, при всяком удобном случае тренируясь в фокусах. А разговор этот затеяла, потому что никак не вязался у меня образ карточного шулера с этим приятным и разговорчивым молодым человеком. Последний глянул на меня с подозрением.
– Я по случаю только что в магазин заходила, – объяснила я нахождение при мне не совсем обычной для молодой девушки вещи, – колода на глаза попалась нарядная, мне понравилась, я ее и купила.
– Ну что ж, давайте ее сюда. И сами двигайтесь ближе.
Он выхватил из угла мусорное ведро, одним движением смел в него со стола остатки трапезы, протер столешницу попавшимся под руку полотенцем. Я тем временем подсела ближе к столу и положила свою колоду. Молодой человек сноровисто вскрыл обертку ногтем на мизинце, извлек карты и принялся их ловко перетасовывать:
– Игра в покер вам знакома?
– Да, – кивнула я. – Только давайте сыграем простую игру на четыре карты.
– Как прикажете, – сказал шулер и сдал по четыре карты.
Я глянула на свои, скинула две и получила две другие. Мой партнер менять ничего не стал.
Мы открыли карты, и он выиграл.
– Замечательно! – воскликнула я. – А можно мне сдать?
– А это мне без разницы, – самодовольно откликнулся он.
Я аккуратно, без всяких выкрутасов, перетасовала карты и сдала на руки по четыре штуки.
– Одну поменяйте, пожалуйста, – сказали мне.
Я поменяла.
– А вам что же, ничего менять не нужно?
– Нет. У меня и так хорошая карта.
– Вы бы глянули на них для начала, – посоветовал мне шулер, – а то это сейчас мы просто так играем, а в настоящей игре такую самоуверенность непозволительно демонстрировать. Даже если за столом нет шулера.
– Все равно не буду менять. Вскрывайтесь.
– Четыре короля!
– Четыре туза!
– Это как же? Вот ведь и не заметил ничего! Где ж вас такому научили, если не секрет?
– Секрет! Но чтобы вам было приятно, скажу, что и сама я ничего не заметила, пусть в отличие от вас и следила за вами специально. А вы просто от меня ничего подобного не ожидали.
– От кого тут ничего не ожидали? – спросили от дверей.
Я обернулась и увидела невысокого человека приятной наружности, которую сильно портил помятый вид одежды.
– Уже и карточный притон устроили! – проворчал человек. – На минуту уйти нельзя.
– Ты, Левушка, не обижайся, это я просто барышню развлекал. Рад тебя видеть. Как отсидел-то?
– Отдохнул, выспался. Там хоть и тесно, но место для сна всегда можно найти. Не то что здесь. Придешь, бывало, ночью, кровать невесть кем занята, да поди до нее доберись. Раз пять споткнешься о спящих на полу. Хорошо, если кресло оставят, так в кресле и спишь.
– Да ты проходи, чувствуй себя как дома.
– Спасибо тебе, Аркадий, на добром слове, утешил! Здравствуйте, сударыня! Ну и тебе здорову быть, Аркадий! С чем пришел?
– Я же обещал за тобой присматривать. Для начала вот всех разогнал, чтобы не мешались под ногами.
– Разве всех? Вы, сударыня, не обижайтесь на меня. Это у меня шутки такие ворчливые, оттого что озадачен я сильно. Вы ко мне сами по себе или с ним?
– Сама. Есть у меня к вам пара вопросов. Вот только не вовремя я, да и неловко вам такие вопросы задавать.
– Вы не смущайтесь и спрашивайте без экивоков.
– Вы Валентина Пискарева помните?
– А что с ним?
– Убили.
– Вот ведь!
