— Пфф, — фыркнул инспектор.
— Они, конечно, не трогали тело? — уточнил Эллери.
Констебль Ладен энергично тряхнул седой головой.
— Куды там! Понеслись в Арройо, точно сам черт гнался за ними, меня с постели подняли.
— В котором часу это было, констебль?
Констебль Ладен смущенно зарделся.
— В восемь. Накануне вечером мы малость погудели дома у Мэтта Холлиса, так я вроде заспался.
— Наверное, вы с мистером Холлисом сразу отправились на перекресток?
— Угу. Мы с Мэттом, знаете, с нашим мэром, прихватили четырех парней и поехали. Ну и видок у него был!.. У Вана, я имею в виду. — Констебль покачал головой. — С начала дней своих не видывал ничего подобного. Да ишо на Рождество. Богохульство, скажу я вам. Хоть сам этот Ван и атеист.
— Да? — быстро вставил инспектор. Красный нос выскочил, словно дротик, из складок шарфа. — Атеист? Что вы хотите сказать?
— Ну, может, не правдашний атеист, — пробурчал констебль, явно чувствуя себя неловко. — Я и сам в церкву не часто хожу, а Ван вообще не ходил. Приходский священник… Ну, может, про это лучше не рассказывать.
— Примечательно, — заметил Эллери, обращаясь к отцу. — Поистине примечательно, пап. Определенно смахивает на работу религиозного маньяка.
— Угу, все так и говорят, — подтвердил констебль Ладен. — Токо не я. Я простой деревенский констебль. Ничего не знаю, не ведаю, ясно? У нас в кутузке целых три года ни одного бродяги не было. Токо я вам говорю, жентльмены, — мрачно изрек он, — тут не просто религия, а ишо кое-что.
— Полагаю, — продолжил Эллери, — подозрительных личностей в городе нет.
— Таких чокнутых нету, мистер. Я вам скажу, это кто-то из старых знакомцев Вана.
— В городе появлялись чужие в последнее время?
— Ни единого. Ну, мы с Мэттом и с ребятами опознали тело по росту, по комплекции, обернули газетами, сняли. На обратной дороге остановились у дома Вана…
— Да? — перебил Эллери. — И что увидели?
— Настоящая преисподняя, настежь открытая, — сообщил констебль Ладен, с умудренным видом жуя свой табак. — Следы дикой борьбы, стулья все перевернуты, везде кровь, на входных дверях кровью намазано то самое большое «Т», про которое потом писали в газетах, бедный старина Клинг пропал.
— Это слуга, — вспомнил инспектор. — Просто удрал, а? Шмотки свои прихватил?
— Ну, — почесал констебль голову, — по правде, не знаю. Коронер как бы забрал у меня это дело. Знаю, что Клинга ищут, и, по-моему, — он медленно закрыл один глаз, — по-моему, еще кого-то. Токо про это ничего сказать не могу, — быстро добавил он.
— Нашли уже какие-нибудь следы Клинга? — полюбопытствовал Эллери.
— Ничего не слыхал. Переполох улегся. Тело увезли в округ, в Уэйртон, в двенадцати милях отсюда, в распоряжение коронера. Коронер сам опечатал дом Вана. Работает полиция штата и прокурор округа Хэнкок.
Инспектор беспокойно поерзал на стуле, Эллери призадумался, констебль Ладен восхищенно разглядывал его пенсне.
— И голова отрублена, — пробормотал наконец Эллери. — Странно. Наверное, топором?
— Угу, в доме нашли топор. Топор Клинга. Никаких отпечатков.
— А где голова?
— Напрочь исчезла, — сообщил констебль Ладен. — Я так смекаю, этот чокнутый убийца просто ее с собой забрал, вроде как бы на память. Тьфу!
— Пожалуй, — отозвался Эллери, надевая шляпу. — Пойдем, пап. Спасибо вам, констебль.
Он протянул ему руку, констебль вяло пожал ее и расплылся в ухмылке, почувствовав что-то в ладони. Затем на радостях даже прервал сиесту, проводив их на улицу.
Глава 2
НОВЫЙ ГОД В УЭЙРТОНЕ
Настойчивый интерес Эллери Квина к делу распятого школьного учителя не имел под собой никаких логичных оснований. Ему следовало ехать в Нью-Йорк. Отпуск инспектора прервали, предложив ему вернуться на Сентр-стрит, а Эллери обычно следовал за отцом, куда бы тот ни отправился. Но что-то — какие-то веяния в воздухе административного центра округа в Западной Вирджинии или сдержанное возбуждение, наполняющее улицы Уэйртона шепотом слухов, — удержало его. В конце концов инспектор недовольно сдался и отбыл в Нью-Йорк один. Эллери проводил его до Питтсбурга.
— И чего именно ты думаешь добиться? — проворчал старик, когда сын втискивал его в кресло пульмановского вагона. — Ну-ка, отвечай! Должно быть, уже решил дело, а?
— Послушай, пап, — спокойно отозвался Эллери, — следи за своим кровяным давлением, хорошо? А мне просто интересно. Никогда еще не сталкивался с таким диким безумием. Хочу дождаться результатов следствия. Хочу услышать, на какие свидетельства намекал Ладен.
— Вернешься в Нью-Йорк поджав хвост, — мрачно предсказал инспектор.
— Ох, вне всяких сомнений, — ухмыльнулся Эллери. — Кстати, у меня почти истощился запас литературных идей, а здесь столько возможностей…
На том и порешили. Поезд тронулся, Эллери остался стоять на перроне, свободный, немного встревоженный. И в тот же день поехал обратно в Уэйртон.
Это было во вторник. До субботы, первого дня нового года, предстояло подольститься к прокурору округа Хэнкок и выудить у него информацию. Окружной прокурор Крамит представлял собой кислого старика с немалыми амбициями и преувеличенным мнением о значении собственной личности. Эллери добрался до дверей его приемной, но никакими мольбами и лестью не сумел продвинуться дальше. Окружной прокурор занят. Окружной прокурор никого не принимает. Зайдите завтра. Окружной прокурор не может никого принять. Из Нью-Йорка? Сын инспектора Квина? Сочувствую…
Эллери, кусая губы, бродил по улицам, без устали вслушиваясь в разговоры жителей Уэйртона. Уэйртон, украшенный листьями падуба, мишурой, сверкающими рождественскими елками, переживал настоящую оргию паники. На улицах было примечательно мало женщин и совсем не было детей. Мужчины, встречаясь, торопливо обменивались новостями. Ходили разговоры о линчевании, однако эта ценная мысль не имела успеха, поскольку линчевать было некого. Полицейские Уэйртона беспокойно шатались по улицам. То и дело в городе появлялось начальство штаба. Время от времени в летящем стрелой автомобиле мелькало изможденное лицо окружного прокурора, полное непреклонной мстительности.
Среди этой кипящей вокруг сумятицы Эллери сохранял заинтересованное спокойствие. В среду он встретился с окружным коронером Стэплтоном, толстым молодым человеком, вечно потным, но хитрым, от которого ничего не узнал, чего не знал раньше.
Поэтому Эллери посвятил три оставшихся дня сбору всевозможных сведений о жертве, Эндрю Ване. Известно о нем было невероятно мало. Немногие видели его во плоти. Скромный джентльмен, привыкший к одиночеству, редко заглядывал в Уэйртон. Говорят, что в Арройо его считали образцовым учителем, добрым, но не снисходительным к ученикам; городской совет Арройо удовлетворительно оценивал работу Вана. Кроме того, он, не будучи прихожанином, слыл трезвенником, что, видимо, укрепляло его положение в непьющем богобоязненном обществе.
В четверг редактор крупнейшей уэйртонской газеты проявил свои литературные таланты. На следующий день наступал Новый год — возможность слишком благодатная, чтобы не собрать урожай. Шесть достопочтенных джентльменов, удовлетворявших духовные нужды Уэйртона, опубликовали на первой странице свои проповеди. Эндрю Ван, говорили они, был безбожником. Жил безбожно и умер безбожно. Однако, насильственные деяния… Этим редактор не ограничился. Передовую статью украсил жирный заголовок в десять пунктов. Она была щедро напичкана ссылками на Синюю Бороду, Ландрю,
