почти незаметен, но, оглядываясь назад, я вижу, что все это происходило довольно быстро — время от времени он рассказывал мне о свиданиях. А как-то утром в нашей берлоге он сложил свои вещи и сказал, что женится на этой женщине.
— Должно быть, сэр, вы были шокированы, — позволил я себе предположение.
— Шокирован — не то слово. Я был потрясен. Когда наконец я нашел слова, чтобы выразить свое мнение, Майкл рявкнул, что мне лучше заниматься своими собственными делами. — В честных голубых глазах молодого человека появилось глубокое сожаление. — Так оборвалась наша дружба.
— И больше вы его не видели? — спросил Холмс.
— Я пытался, и у нас с ним состоялись две краткие встречи. Такого рода вещи, конечно, не могут долго оставаться тайной, и вскоре Майкла выставили из Сорбонны. Я тогда решил найти его и нашел — в невообразимой трущобе на левом берегу. Он был один, но я подумал, что тут же живет и его жена. Майкл был полупьян и встретил меня почти враждебно — он совершенно не походил на того, каким я его знал. Мне не удалось даже начать с ним разговор, я просто положил деньги на стол и ушел. Две недели спустя я столкнулся с ним на улице, недалеко от Сорбонны. Его вид поразил меня до глубины души. Словно потерянная душа, тоскующая о возможностях, которые он сам отбросил. Тем не менее он вел себя все так же вызывающе. Я попытался заговорить с ним, он только фыркнул на меня и скрылся.
— Вероятно, с женой его вы незнакомы?
— Нет, только по слухам. Шептались, что у нее есть какой-то сообщник, с которым она поддерживает близкие отношения — и до и после замужества. Но толком я об этом ничего не знаю. — Он замолчал, словно размышляя над трагической судьбой своего друга. Затем вскинул голову и горячо сказал: — Я убежден, что Майкла каким-то образом вынудили заключить этот брак. По своей воле он бы ни за что не стал позорить блистательное имя своей семьи.
— И я могу подтвердить вам это, — сказал Холмс. — Недавно ко мне попал футляр Майкла с хирургическими инструментами; изучив его, я обнаружил, что он тщательно скрыл под бархатной подкладкой семейный герб, вытисненный на коже.
У Тимоти Уэнтворта расширились глаза.
— Ему пришлось расстаться с инструментами?
— Я хочу подчеркнуть, — продолжал Холмс, — он сознательно стремился скрыть герб, а это указывает на то, что он не только испытывал стыд, но и старался оберегать имя, на которое, как его обвиняли, он навлек позор.
— Невозможно смириться с тем, что отец отказался от него. А теперь, сэр, когда я рассказал вам все, что знал, я полон желания услышать, что можете поведать мне вы.
Было видно, что Холмсу не хочется отвечать. Он встал и быстро прошелся по комнате. После чего остановился:
— Вы не в силах ничего сделать для Майкла, сэр.
Уэнтворт едва усидел на месте.
— Но ведь мы договорились!
— Ну так слушайте. Спустя какое-то время после вашей последней встречи Майкл стал жертвой несчастного случая. В настоящий момент он лишь немногим отличается от бессмысленного куска плоти, мистер Уэнтворт. Он ничего не помнит о своем прошлом, и, скорее всего, память к нему уже не вернется. Но о нем заботятся. Поэтому я и сказал, что вы ничего не можете для него сделать. Я бы посоветовал вам не искать с ним встречи: это избавит вас от лишних переживаний.
Тимоти Уэнтворт обдумал совет Холмса, хмуро уставясь в пол, потом вздохнул и сказал:
— Хорошо, мистер Холмс. Значит, с этим покончено. — Уэнтворт встал, протянул руку. — Но если я все же смогу чем-то быть ему полезным, прошу вас, свяжитесь со мной.
— Можете на меня положиться.
Он ушел, а Холмс все стоял у окна, молча глядя вслед нашему удаляющемуся гостю. Когда он заговорил, у него был такой тихий голос, что я с трудом разобрал слова.
— Чем тяжелее наши ошибки, Ватсон, тем ближе настоящие друзья.
— О чем вы, Холмс?
— Так, мелькнула мысль…
— Должен признаться, что рассказ молодого Уэнтворта изменил мое мнение о Майкле Осборне.
Холмс подошел к камину, подправил кочергой непослушное полено и заговорил в обычной своей манере:
— Вы понимаете, конечно, что переданные им слухи куда важнее фактов.
— Не улавливаю вашу мысль.
— Слухи, что эта женщина, жена Майкла, имела какого-то сообщника, по-новому освещают проблему. Что же это за человек, Ватсон, если не наше неуловимое исчезнувшее звено? Наш тигр, который натравил на нас убийц?
— Но как он узнал?..
— Ах да. Как он выяснил, что я напал на его след, — еще до того, как я сам это понял? Я думаю, нам следует нанести еще один визит герцогу Ширскому. Его городской дом находится на Беркли-сквер.
Но нас отвлекли. Снова задребезжал колокольчик внизу, мы услышали, как миссис Хадсон открывает дверь. Затем раздался громкий топот; посетитель проскочил мимо нашей хозяйки и, прыгая через две ступеньки, помчался по лестнице. Наша дверь отлетела в сторону, и на пороге возник тощий прыщавый юнец. Он с вызовом уставился на нас. Повадки у него были такие, что мне невольно захотелось взяться за кочергу.
— Ну и кто из вас, джентльмены, мистер Шерлок Холмс?
— Это я, друг мой, — ответил Холмс. Парнишка протянул ему пакет в коричневой оберточной бумаге:
— Значица, мне велено передать вам эту штуку.
Холмс взял пакет и быстро вскрыл его.
— Пропавший скальпель! — вскричал я.
В тот же миг посыльный сорвался с места, а Холмс резко развернулся.
— Подождите! — крикнул он. — Надо поговорить! Вам ничего не грозит!
Но его уже и след простыл. Холмс ринулся за ним, а я — к окну, но успел только увидеть, что наш пострел улепетывает по улице, как будто за ним гонятся все силы ада.
Посыльный Эллери снова в деле
— Рейчел?
Она глянула из-за плеча:
— Грант! Грант Эймс!
— Вот, заскочил, — сказал плейбой.
— Как мило с твоей стороны!
На Рейчел Хагер были синие джинсы и свитер в обтяжку. Они давали четкое представление о длинных ногах и стройном теле со всеми положенными выпуклостями. Рот у нее был большой и пухлый, а глаза какого-то странного оттенка — вроде бы карие с рыжиной. И еще вздернутый нос.
Ни одна деталь не ускользнула от исследовательского взгляда Гранта Эймса. Она выглядит совсем по-другому, чем в тот день, подумал он и поинтересовался предметом ее забот в саду:
— Ты что, выращиваешь розы? Я и не знал.
Она засмеялась, предъявив полный боекомплект прекрасных белоснежных зубов:
— Пытаюсь, господи, как я стараюсь! Но берегу цвет ногтей. Что тебя принесло в дебри Нью- Рошеля?
Она стянула рабочие перчатки и откинула со лба завиток. Грант не сомневался, что над его кокетливым изгибом немало потрудились в косметическом салоне.
— Просто проезжал мимо. И вспомнил, что на вечеринке у Литы мы даже не успели