Мой дорогой Ватсон! Дайте этому юноше полкроны за хлопоты и немедля встречайте меня в морге на Монтегю-стрит.
Не сомневаюсь, что просиявший посыльный никогда раньше не получал таких щедрых чаевых: на радостях я дал ему целую крону.
Через минуту я уже гнал кэбмена сквозь густой, как гороховый суп, туман, растекшийся по лондонским улицам. К счастью, мой возница был наделен безошибочным инстинктом, схожим с тем, что ведет домой голубя. Прошло на удивление мало времени, и он сказал:
— Вам направо, хозяин. Смотрите, что у вас под носом, а не то промахнетесь мимо ворот.
Не без труда найдя ворота, я вошел во двор и застал Холмса у возвышения в морге.
— Еще одна, Ватсон, — первое, что он сказал мне.
Тут же присутствовали доктор Мюррей и его слабоумный пациент. Мюррей молча стоял у стола, а Майкл-Пьер жался у стенки, и на лице его был откровенный ужас.
Поскольку Мюррей так и шевельнулся, Холмс сдвинул брови:
— Доктор Мюррей, вы не уверены, что доктор Ватсон вынесет это?
— Простите, — ответил Мюррей и отдернул простыню.
Надо признаться, мой желудок подвергся серьезному испытанию. Жестокость, с какой было изуродовано тело, невообразима для нормального человека. Но, даже терзая жертву, Потрошитель сохранил свое извращенное мастерство. Ради вашего спокойствия я воздержусь от изложения подробностей, от которых у меня перехватило дыхание.
— Холмс! — вскричал я. — И опять нет одной груди!
— Этот психопат, — мрачно ответил Холмс, — уносит их как трофеи.
Больше я не мог выдержать и отошел от стола. Холмс тоже.
— Ради бога, Холмс! — с жаром сказал я. — Это чудовище надо остановить!
— Вы далеко не один, кто молится о том же, Ватсон.
— Скотленд-Ярд обращался к вам за помощью?
— Но чем я могу им помочь, Ватсон? — скорбно откликнулся он. — Боюсь, что очень немногим.
Мы расстались с Мюрреем и имбецилом. Оказавшись в густом тумане, я передернулся:
— Эта развалина, которая когда-то была Майклом Осборном… Мне это кажется, Холмс, или он в самом деле жмется к доктору Мюррею, как затравленная собака, которая только и ждет пинков отовсюду?
— А может быть, как преданный пес, который чувствует ужас своего хозяина и разделяет его. Что-то Майкл Осборн не дает вам покоя, Ватсон.
— Все может быть… — Мои мысли обрели другое направление. — Холмс, вам удалось догнать того посыльного?
— Я гнался за ним несколько кварталов, но он в лондонских лабиринтах как дома. Знает их не хуже моего. Я его потерял.
— А можно поинтересоваться, как вы провели остаток дня?
— Частью — в библиотеке на Боу-стрит: пытался составить хотя бы гипотетическое представление о мышлении сумасшедшего.
Он задумчиво двинулся сквозь туман, я шел рядом.
— Куда мы идем, Холмс?
— В ничем не примечательный район Уайтчепеля. Исходя из того, что нам известно об убийствах, я составил модель действий Потрошителя и по карте четко определил район, в котором он обитает. Несколько часов я изучал его. И убежден, что Потрошитель живет где-то в центре его, в комнате или квартире. Из этого убежища он выходит на охоту и в него же возвращается.
— Вы предлагаете поискать его?
— Посмотрим, заменят ли нам ноги удобное кожаное кресло, в котором так хорошо думается.
— В таком тумане придется нелегко.
— Да, но у нас есть определенное преимущество. Например, мне удалось опросить свидетеля.
— Холмс! Я и представить себе не мог, что таковой существует.
— Определенного рода, Ватсон, определенного рода. Несколько раз Потрошитель действовал неосмотрительно и был близок к разоблачению. Хотя подозреваю, что он мог и вполне сознательно организовать преступления таким образом — из презрения к окружающим, из бравады. Вы же помните, как мы чуть не столкнулись с ним.
— Еще бы мне не помнить!
— Во всяком случае, по звукам его удалявшихся шагов я пришел к выводу, что он перемещается от периметра круга к его центру. И вот в центре этой окружности мы и будем его искать.
Этой ночью, полной непроницаемого тумана, мы исследовали сточные ямы Уайтчепеля, где оседают человеческие отбросы большого города. Холмс шагал с уверенностью, которая говорила о его хорошем знакомстве с этими зловонными глубинами. Мы шли в молчании, пока Холмс не остановился, чтобы спросить:
— Кстати, Ватсон, я надеюсь, вы успели сунуть револьвер в карман?
— Первым делом.
— Я тоже при оружии.
Для начала мы зашли в берлогу, которая оказалась опиумным притоном. Дышать в этом чаду было непросто, но я не отставал от Холмса, двигаясь вдоль нар, на которых, погруженные в блаженные сны, лежали жертвы своего пристрастия к пороку. Кое-где Холмс останавливался и присматривался к наркоманам. Порой бросал несколько слов, и, случалось, ему отвечали. Когда мы уходили, было заметно, что он не узнал ничего ценного.
После притона мы обошли ряд низкопробных пабов, где нас большей частью встречало угрюмое молчание. Здесь Холмс тоже переговорил вполголоса с некими личностями, и манера его поведения не оставляла сомнения, что он знаком с ними. Пару раз из его рук в грязные ладони переходила монета-другая. Но мы неизменно следовали дальше.
Когда мы вынырнули из третьего адского логова, я больше не мог сдерживаться.
— Холмс, вы же понимаете, что Потрошитель — это следствие!
— То есть?
— Он порождение таких вот гнусных мест.
Холмс пожал плечами. Я настаивал:
— Разве само их существование не вызывает у вас чувство протеста?
— Естественно, я бы приветствовал решительные перемены, Ватсон. Не исключено, что в грядущем просвещенном будущем они и наступят. Пока же я могу быть только реалистом. Утопия — это роскошь, о которой у меня нет времени мечтать.
Прежде чем я успел ответить, он толкнул очередную дверь, и мы очутились в борделе. От удушливого запаха дешевых духов у меня запершило в горле. Мы были в гостиной, где во фривольных позах расположилось с полдюжины весьма скудно одетых женщин; они пребывали в ожидании гостей, которые могут появиться из тумана.
Откровенно говоря, я не знал, куда деться от зазывных улыбок и непристойных жестов, которыми нас встречали со всех сторон. Холмс же вел себя со свойственным ему самообладанием. Он уделил внимание одной из девушек, хорошенькой бледной малышке, облаченной лишь в беспечно распахнутое неглиже.
— Добрый вечер, Дженни.
— Добрый вечер, мистер Холмс.
— Я давал тебе адрес врача. Ты была у него?
— Была, сэр. Он все сделал и дал мне чистый желтый билет.
Раздвинулась портьера из бисерных нитей, и в проеме предстала мадам, буравя нас своими глазками-изюминками.
— Что заставило вас выйти в такую ночь, мистер Холмс?
— Уж вам-то это известно, Леона.
