позднее время.
Она рассеянно погладила свой живот.
— Не слишком голодна, я думаю. Но, пожалуй, могла бы съесть кусочек или два.
— Больше чем два, — сказал он твердо. - Больше, чем три. Ты же теперь ешь не только для себя одной, знаешь ли.
Он шагнул к двери.
— Я спущусь на кухню и принесу чего-нибудь.
— Можно просто позвонить в колокольчик…
— Нет—нет, так будет намного быстрее.
— Но я не… — однако, было уже поздно. Он уже выскочил за дверь и не мог услышать ее. Она улыбнулась сама себе, удобно расположившись и подогнув ноги. Никто не мог сомневаться в подлинности беспокойства Тернера из-за нее и ребенка. Это проявлялось в его стремлении взбить подушки перед тем, как она ложилась в постель, в его непрестанном контроле за тем, чтобы она питалась только самой хорошей и полезной пищей, и особенно в его настойчивом рвении каждую ночь прикладывать свое ухо к ее животу и слушать, как шевелится малыш.
— Я думаю, что она брыкнула ножкой, — воскликнул он взволнованно.
— Это наверняка была отрыжка, — дразнила она его однажды.
Тернер абсолютно проигнорировал ее юмор, поднял голову и взглянул на нее обеспокоено.
— Они могут рыгнуть там? Это нормально?
Она мягко и снисходительно улыбнулась.
— Я не знаю.
— Тогда мне стоит спросить врача.
Она взяла его за руку и тянула до тех пор, пока он не оказался сбоку от нее.
— Я уверена, что все нормально.
— Но…
— Если ты пошлешь за врачом, то он решит, что ты сошел с ума.
— Но…
— Давай лучше спать. Вот так, обними меня. Крепче, — она вздохнула и прижалась к нему. — Вот. Теперь я могу попробовать заснуть.
Оглядываясь назад, Миранда улыбнулась воспоминаниям. Сотни раз он делал разные вещи, показывая свою любовь к ней. Ведь любил же он? Как он мог смотреть на нее с такой нежностью и не любить? Почему она настолько уверена в его чувствах?
Поскольку он никогда не произносил их вслух, она отвечала тем же молчанием. О, он хвалил ее и часто акцентировал внимание на том, как счастлив, что женился на ней. Это были жесточайшие, убийственные пытки. И он понятия не имел, чему он ее подвергал. Он думал, что он добр и внимателен. И так и было.
Но каждый раз, когда он смотрел на нее и улыбался с тем теплым, секретным, свойственным только ему очарованием, она думала — в течение одной секунды, затаив дыхание, она думала, что он наклонится вперед и прошепчет:
Я люблю тебя. И каждый раз, когда этого не происходило, а он всего лишь касался губами ее щеки, или ерошил ей волосы, или спрашивал, довольна ли она, Бога ради, своим проклятым пудингом — она чувствовала, как что-то сжимается внутри нее. Всего лишь слабое сдавливание, которое оставляет лишь небольшой след, но все эти рубцы на ее сердце накапливались, и с каждым днем все труднее было делать вид, что жизнь представляет собой твою осуществившуюся мечту.
Она пыталась быть терпеливой. Последнее, чего она хотела от него, была ложь. И слова любви были бы только разрушительными, если бы не имели под собой никакой опоры.
Но она не хотела думать об этом. Не сейчас, когда он настолько мил и обходителен, а она должна быть абсолютно счастливой.
И она была. На самом деле. Почти. Лишь только малая ее частичка все еще стремилась разобраться во всем, и это становилось раздражающим, потому что она совершенно не хотела потратить все силы и энергию на обдумывание вещей, которые совершенно не поддавались контролю.
Она всего лишь хотела жить одним мгновением, наслаждаясь благосклонностью небес и совсем не задумываясь обо всем.
Тернер зашел как раз вовремя и запечатлел поцелуй у нее на макушке.
— Миссис Хигхем сказала, что принесет поднос едой через несколько минут.
— Я же говорила тебе, что ты не должен был утруждать себя и спускаться, — ворчала Миранда. — Я так и знала, что ничего не будет готово.
— Если бы я не спустился сам, — сказал он сухим тоном, — то мне пришлось бы ждать служанку, которая пришла бы узнать, что мне потребовалось. Тогда пришлось бы ждать, пока она спустится вниз на кухню, а потом мне пришлось бы ждать, пока миссис Хигхем приготовила бы нам еду, а тогда…
Миранда подняла свою руку.
— Хватит! Я поняла суть.
— Так будет намного быстрее. — Он наклонился вперед с дьявольской усмешкой. — Я не терпеливый человек.
Она тоже, подумала Миранда с сожалением.
Но ее муж, не обративший внимания на ее бурные мысли, просто улыбнулся, пристально вглядываясь в окно. Легкий слой снега покрывал деревья.
Лакей и служанка проскользнули в комнату, неся поднос с едой и расставляя ее на столе Тернера.
— Разве ты не волнуешься за бумаги? — спросила Миранда.
— С ними все будет в порядке, — он спихнул их в одну кучу.
— Но разве они не перемешались?
Он пожал плечами.
— Я хочу есть. Это важнее. Ты более важна.
Служанка испустила небольшой вздох при этих его словах и Миранда широко улыбнулась. Домашняя прислуга, скорее всего, думала, что он выражает свои чувства к ней всякий раз, как только они остаются наедине.
— Ну что ж, — сказал он оживленно, — вот немного говядины - питательное тушеное мясо, киска. Я хочу, чтобы ты съела каждый кусочек.
Миранда с сомнением смотрела на блюдо, что он поставил перед ней. Потребовалась бы целая армия беременных женщин, чтобы справиться со всем этим.
— Ты шутишь, — сказала она.
— Нисколько, — он опустил ложку в тушеное мясо и поднес ее ко рту Миранды.
— В самом деле, Тернер, я не могу…
Он впихнул ложку ей в рот.
Она сидела шокированная в течение секунды, затем медленно прожевала и глотнула.
— Я могу есть сама.
— Но так намного забавнее.
— Для тебя, насм…
И ложка снова оказалась у нее во рту.
Миранда глотнула.
— Это смешно.
— Нисколько.
— Это своеобразный способ заставить меня помолчать, не так ли?
— Нет, я бы ни за что не пропустил того последнего предложения.
— Тернер ты…
Поймал ее снова.
— Неисправимый?
— Да, — пробормотала она, давясь.
