Вызывающее поведение Непанты сникло как цветок тюльпана при наступлении ночи. Ильказар с допотопных времен был рассадником жадности, злобы и хитрости. Справедливости ради нужно сказать, что его конец не был незаслуженным. Другое дело Двар — маленький третьеразрядный город — зависящий от Ива Сколовды и Прост-Каменца, славился пылким, всегда подавляемым стремлением доказать свое право быть хозяином собственных дел. Непанта, так торжествовавшая в ту ночь, когда этот крохотный городок был сокрушен, теперь замолчала и рухнула в кресло. Она повернулась спиной к мужчинам.
Старец смотрел на нее. Она почти плакала. Он затронул больное место. И в очередной раз увидел, почему оба — ее муж и Вартлоккур — находили ее столь притягательной. Она красива, хотя одиночество и страхи наложили свой отпечаток на ее красоту. Она отважно дерзила с момента своего появления в Клыкодреде, громко объявляя о своем неминуемом спасении, не сомневаясь в том, что ее муж придет. Но сейчас — подозревал Старец — она начала понимать, что Насмешник бросил вызов самому Вартлоккуру. У нее была причина испугаться. Вартлоккур все еще обожал ее. Она боялась за мужа, а не за себя. Он наблюдал, как она гладит правый висок, и поймал блеск слезы, которую она хотела скрыть.
Вартлоккур покинул комнату. Бесконечное сражение Насмешника с горами становилось скучным.
Старец сосредоточился на зеркале, не обращая внимания на женщину. Вскоре он услышал шорох ткани. Она встала за ним и смотрела в Зеркало сверху.
— Почему вы так грубы? — спросил он.
— Я должна быть благодарна за то, что он разрушил мой дом и убил моих братьев?
— И тащил вас через горы как обычную рабы ню, — встрял Старец, — вы отмечали этот пункт раньше. Нет, я не ожидаю, что вы счастливы. Но мне хотелось бы, чтобы вы держали свой разум открытым для вопроса «почему?». И сбавьте свой счет на одно очко. Ваши братья еще живы, не считая Люксоса, который — более или менее — совершил самоубийство.
— Что? Почему он не сказал мне?
— Может, из безрассудства. Он сильно верит в предназначение.
— Простите?
— Рассудите сами. Представьте, что вы любили кого-то столетиями…
— Любовь?
— Любовь. Дайте мне продолжить. Представьте, что вы ожидали кого-то, кого любите, три или четыре сотни лет. Вашего мужа, например. И когда этот человек, обещанный вам так давно, наконец прибывает, то вы не получаете от него ничего — кроме боли. Разве вы бы не попытались добиться хоть чего-то? Даже немного жестоко. Я готов спорить, что он не упомянул ваших братьев потому что хотел, чтобы вы чувствовали себя независимо. Похоже, больше никто так о вас не заботится. Зачем вам отвергать его?
— Я замужем. И счастлива с мужем, которого имею. — Это не был рассудительный ответ. На самом деле Старец чувствовал, что она сама еще не совсем верит в чудо замужества.
— Он ухаживал за вами уже двенадцать лет, когда вы встретили Насмешника. Я хочу знать, почему вы отвергли его тогда.
Она пожала плечами:
— Я должна согласиться, что он абсолютно приличный поклонник. И он мне нравился. Настолько, насколько тогда мне мог нравиться мужчина. И он действительно много сделал для меня. Он помог мне понять себя. Даже больше, чем он себе представляет. Я была благодарна ему за это. Но он был так стар. И его звали Вартлоккур. Я всегда считала, что он хочет меня, чтобы использовать мою Силу.
— А если бы он пришел к вам молодым и под другим именем — что тогда? А что касается Силы — если он хотел ее, — кто бы остановил его после демонстрации Силы в Ильказаре? У вас что, вовсе нет логики?
— Я не знаю… Если бы он пришел молодым, может быть. Но у меня были другие проблемы… — пожала плечами. Затем с принужденным смехом добавила:
— Еще никто не обвинял меня в логичности.
— Однажды у Вартлоккура была служанка, влюбилась в него. Исходя из разных причин, он омолодился и женился на ней. Вывод: он стар по собственному желанию, а не из необходимости. И несмотря на то что вы слышали или видели, он добрый, мягкий человек, который избегает насилия. Скажите мне, он воздействовал на вас иначе, чем добротой и уважением?
— Он похитил меня!
Старец вздохнул. Круг замкнулся, они вернулись к началу.
— Отбросьте это. Это была моя идея, и он выполнил ее, протестуя, но не найдя лучшей. Иначе бы он кружил вокруг вас годами, не получая ничего.
— Ваша?
— Да.
— Полагаю, что он обходится со мной нормально, но есть еще один спорный пункт. Я замужем. — Она показала на человека в зеркале.
— Давайте обсудим реальное положение дел. Вартлоккур для вашего спокойствия только держит оборону. Он не сделал ничего, кроме как перекрыл дорогу. Однако рано или поздно ему придется что-нибудь предпринять. Это создание, которое вы зовете мужем, собирается помереть очень скоро — разве что он уступит. Если у Вартлоккура нет такого желания, так я сам позабочусь о нем.
— Если вы убьете его, то я брошусь со стены, — спокойно ответила она. — Если он повернет назад, то я немного поплачу, прежде чем броситься. Но он не захочет уступить.
— О! Совсем как в дешевой мелодраме, парировал Старец. «Но вся штука в том, — думал он, — что она может сдержать свое обещание. Она доказала, что принадлежит к неисправимым романтикам».
Вартлоккур устал. Устал спорить с Непантой, устал поддерживать напряжение Силы, которая как будто стала исчезать, устал бороться с Судьбами или какими бы то ни было силами, контролировавшими его предназначение. Самым печальным было недавнее снижение собственного контроля над Силой. Даже самые продуманные эксперименты трещали по швам. Иногда он подумывал уйти в глубокий сон, закрывшись в коконе на манер Старца. Он размышлял также и над самоубийством, но только в том кратком и быстро отбрасываемом стиле, как делают иногда все. Ни смерть, ни долгий сон не отвечали его цели. Он жил так долго только ради Непанты — он получит то, что хотел.
Он часто расхаживал в спокойном одиночестве Башни Ветров, распиная себя на дыбе мыслей, пока выискивал путь достижения Непанты. Он находил пути, но тут же отбрасывал, потому что она бы их не захотела. Он хотел, чтобы она его осознавала, понимала и принимала.
Насмешник тоже тревожил. Его можно было послать к черту всего одним размашистым магическим ударом, но ради сохранения мира с Непантой чародей сдерживался. Все же скоро ему придется что-нибудь предпринять. Он должен себя защитить.
Однажды после обеда он сидел перед зеркалом и наблюдал, как его враг взбирается на гору. Он был сонно задумчив и обращал на зеркало мало внимания, плывя на облаке лени. Нахлынуло какое-то спокойствие, давно он не чувствовал себя так хорошо. Как будто некий закулисный дипломат подготовил короткое перемирие с Судьбами.
У него за спиной раздался мягкий звук — отворилась дверь. Но он не повернулся. Он никому не позволит портить себе настроение.
Легкие шаги пересекли комнату, остановились позади него. Все же он не повернулся. Его веки, внезапно потяжелевшие, опустились. Шаги направились к зеркалу. Он знал, что Непанта сейчас смотрит на своего мужа. Появилась еще одна возможность объясниться, но он отказался от нее. У него не было желания приносить в жертву бесплодному спору свое теперешнее состояние духа.
Он услышал шорох ее платья, когда она расположилась в кресле Старца, и подумал, что смог бы различить нежный шелест ее дыхания. В момент наполненный эйфорическим желанием, он попытался представить ее дыхание в своих волосах или на плече, как это было с Марией. Воспоминания смешались. Лицо воображаемой любви превратилось лицо прежней жены, и он выплыл из приятной дремы. В глубине сознания его кольнула вина. Он должен был разрешить ей еще одного ребенка, Нo нет. Как это тогда говорил Старец? «Дети — заложники Судеб». Или любого другого, у кого дотянутся руки.
Покашливание Непанты вернуло его к действительности. Он приоткрыл один глаз и посмотрел в ее сторону. Она беспокойно взглянула на него.
— Я не желаю спорить, — сказал он, закрывая глаз.
