– Можем пощупать низкоэнергетическим пучком?
– Берберян. – командует Старик. – Переходите в импульсный. Канцонери! Подключитесь к радару. Хочу посмотреть альбедо. Мистер Ухтха-уз, полная остановка, если вас не затруднит.
Он покидает нас, по-обезьяньи лезет во внутренний круг.
Еще триста километров остаются позади, когда Уэстхауз останавливает корабль. Мы обмениваемся тревожными взглядами.
– Что это такое, сэр? – спрашивает Рыболов.
– Точно сказать не могу. Будто какой-то корабль на этом камне.
Появляется командир.
– Радарное альбедо слаборазличимо, – говорит он. – Мертвый корабль не выделяется на фоне железо- никелевого астероида.
Он пялится на экран. Ответов там нет.
– Нам бы осветительные ракеты.
– Если бы они собирались стрелять, мы бы уже знали, – говорит Яневич.
– Может быть. Откройте дверь!
Стоя у люка в оружейный отсек, он говорит мне:
– Перематывай пленки.
Через минуту Пиньяц двадцать секунд проверяет астероид лучом низковаттного лазера.
– Это корабль, – говорю я Яневичу. – Притом не наш.
Он смотрит, как я прокручиваю запись.
Судно похоже на вывернутую наизнанку фарфоровую чашку, метров тридцать – сорок в диаметре. Снова появляется командир. Вид у него озадаченный.
– Никогда такого не видел. Перешлите это Канцонери. Канцонери! Идентифицируйте этого типа.
Через минуту Канцонери говорит:
– Это десантно-высадочный модуль, командир.
Мы обмениваемся изумленными взглядами. Десантный модуль? Для высадки войск вторжения на планету?
– Что он здесь делает? – бормочет Яне-вич. – А что мы теперь будем делать? – добавляет он, повернувшись к командиру.
Старик смотрит на экран Рыболова.
– Тродаал? Есть что-нибудь из штаба?
– Переговоров много, но для нас – ничего, командир.
Командир связывается с оружейным отсеком.
– Мистер Пиньяц, жесткий пучок в эту болванку. Мистер Уэстхауз, приготовьтесь удирать.
Проходит несколько секунд, и Пиньяц стреляет. Летят пылающие обломки. Часть основания становится вишневой, затем блекнет. Посадочный отсек не отвечает.
Мы снова смотрим друг на друга.
– Спускайтесь потихоньку, мистер Уэстхауз, – говорит Старик.
Два часа растущего напряжения. Ни высадочный отсек, ни спасательная станция не откликаются. Сейчас мы в двадцати пяти километрах. Модуль заметно поврежден. Днище всмятку. Канцонери говорит, что удар и придал астероиду вращение. Все равно непонятно, что тут делает этот модуль. До Ханаана далеко.
Очевидно, экипаж отсека прибыл сюда с теми же намерениями, что и мы. Обе воюющие стороны пользуются чужими спасательными станциями.
Уэстхауз говорит, что может приспособиться к трепыханиям астероида. Но работа – пока не удастся каким-то образом заякориться – будет тонкой. Я спрашиваю командира:
– Какой смысл? Можно же пройти рядом, хоть посмотреть, стоит ли овчинка выделки.
Он хмыкает и удаляется. Я смотрю на Яне-вича, на спину командира, снова на старпома. Он показывает мне скрещенные пальцы. Тоже видит разложение, которое сдерживает только командир.
Беспокоит меня командир. Он чертовски близок к краю. Если у нас тут ничего не выйдет, он может сломаться. Все наши беды падают на его плечи, несмотря на то что слишком многое зависит не от него.
– Пятнадцать километров, – говорит Бер-берян.
Роуз и Тродаал обмениваются размышлениями о сокровищах, которые можно отыскать на спасательной станции. Слышу что-то насчет медсестер. Тродаал часто сам себя перебивает, повторяя вслух услышанное по радио.
Ситуация очевидна. Та фирма пытается размолоть в порошок Ханаан и все наши базы. Новости с большого спутника тревожные. Войска противника высадились на его поверхность.
– Похоже, плохо, сэр, – говорит Никастро.
