Надо навести камеру на Ханаан. Хочу, умирая, видеть мир.
А ведь как этот мир сладок! Как прекрасен! Ни одну женщину, даже Шерон, никогда не хотел я так, как хочу этот мир.
– Третья в тор целиться не будет, – говорит Ларами.
– Заткнул бы ты свой сосальник, ладно? – огрызается Роуз.
Пиньяц попробует последний лазер, но этого не хватит. Два раза уже не вышло, верно?
И все равно Старик победил. Кто-нибудь из нас останется в живых.
Если существует Дьявол (Рыболов в этом не сомневается), то наверняка его любимая пытка – чувство вины. Кроме моего, есть еще три отсека, и я надеюсь, что молот упадет на другой. Есть во мне некая часть, абсолютно лишенная совести.
На экране вспыхивают огоньки.
– Готов, – удается выговорить мне.
– Кто? – спрашивает чей-то голос.
– Берберян? Тродаал? – спрашивает командир.
Проходит несколько секунд. Я исступленно пишу, потом останавливаюсь, застываю с карандашом в руке.
– Командир, – говорит Тродаал, – эксплуатационный отсек не отвечает.
– А, Чарли. Мать их так.
– Вот так, друзья, – говорит командир. – Выключайте все. Мистер Яневич, распорядитесь…. – Он замолкает, чтобы выбить трубку. – Вахты по аварийному расписанию.
Кригсхаузер. Фоссбринк. Чарли Бредли. Лайт. Шингледекер. Татабурун. Все погибли? Нет. Кто-то остался в инженерном.
Бедняга Чарли. Он подавал надежды. Накрылся в первом же патруле. Добро пожаловать на клаймер, парнишка.
По нему я буду горевать. Он мне нравился.
Интересно, выжил ли Кригсхаузер? Он терпеть не мог уходить с камбузика.
Ладно, если не выжил, то больше у него проблем нет. Плохо, что я ему ничем не смог помочь.
Во всем есть свои положительные стороны. Они не страдали. Даже не поняли, что их убило.
Делать больше нечего, только ждать спасателей. Ждать и гадать, услышим ли мы когда-нибудь сигнал их приближения.
Пойду поищу пустую койку. Уснуть вряд ли удастся, но мне нужна перемена. Куда-то уйти.
Снизу идет разговор.
– Думаешь, кинут еще что-нибудь? – Это голос Кармона. – Мы – сидящая утка.
– Да не бери в свою умную голову. Патриот, – отвечает Никастро. – Мы все равно ничего не почувствуем.
Никастро отказывается верить, что завтра существует.
– Сколько нам придется ждать? – спрашивает Берберян.
– Тродаал? Есть что-нибудь?
– Извините, ничего нет.
– Столько, сколько придется, Берберян.
– Тро, – говорит Берберян, – сбегай на угол и позвони им, чтоб поторопились.
– Я уже звонил, Берберян. Какого хрена тебе еще нужно?
– Телочку. И еще одну. Много телочек. Батальон телочек. Ты их построй, а положу их я сам.
Я был прав, уснуть мне не удалось. Пробираюсь вниз сквозь плетение кабелей. Командир сидит рядом с Уэстхаузом, что-то пишет. Потом встает, трудно идет в каюту. Даже в невесомости ему тяжело карабкаться. Он выгорел. Ничего не осталось.
Ты привел нас домой, старина. Держись за это.
– Займемся делом, – обрывает разговоры старпом. Спокойным, уверенным тоном. Тоном командира. – Надо экономить энергию. Кармон, выключайте дисплей. Уэстхауз, Канцонери, сохраните память и закрывайте лавочку. Вы тоже, Джангхауз. Берберян, Тродаал – держите аппаратуру связи в готовности. Может понадобиться для помощи спасателям. Ларами, выключайте охладители и газоочистители. Все равно будет холодно. Впрысните нам малость кислорода. Никастро, отключите половину светильников. Кому нечего делать, проваливайте.
Когда человек лежит, ему требуется меньше калории и меньше кислорода. Старпом' готовит нас к голодному этапу нашей экспедиции.
– Надеюсь, они, мать их, поторопятся! – рычит Тродаал, не оставляя попыток найти сигнал спасателей. – Хочу жрать, пить, трахаться, мыться. Не обязательно в таком порядке.
– Согласен, – говорит Роуз.
