Старик улыбается.
– Расслабься. Он тоже не без недостатков. В позапрошлом патруле мы от него ушли. А Джонсон закляла его пентаграммой.
Мне дико холодно. Я дрожу.
– Инженерный отсек, привести АВ-системы в полную готовность.
Эта готовность – средняя между первым предупреждением и фактическим переходом на АВ. Используется редко, поскольку держит людей в сильном напряжении. Похоже, командир предвидит проблемы с топливом.
– Всему экипажу! – объявляет командир. – Подготовиться к выполнению обязанностей! Будет боевая тревога.
Его голос напоминает голос папаши, успокаивающего своего трехлетнего сына, проснувшегося от кошмара.
Я так напуган, что ни кишки, ни мочевой пузырь не работают. Стою и пялюсь на экран. Теперь на нем сверкает целая дюжина рубинов. Вылететь сейчас – самоубийство. Удивительно, сколько сил они собрали ради охоты на один клаймер.
Надо затаиться и как-то их перехитрить.
Палача перехитрить? Его репутация заслужена. Не может он нас не найти….
– Мистер Уэстаауз, подготовьте данные по Тау и Омикрону.
– Уже готово, командир.
– Прекрасно. Программируйте путь к Тау с гиперпереходом так, чтобы только ее миновать. После подлета делаем зигзаг к Омикрону, затем снова в скалу.
– Это в основном водяной лед, командир, прикрытый тонким слоем пыли. Хотя в нескольких тысячах метров в глубину должна быть настоящая скальная поверхность.
– Как бы то ни было. Надеюсь, вы рассчитали ее орбиту? Сможете спрятать нас достаточно глубоко, чтобы была защита?
– Думаю, что да, сэр….
– Да или нет?
– Да, сэр. Сделаю. Может быть, придется идти на больших Гэвах для уменьшения эффективного сечения. Чтобы не было притока тепла из ядра при глубоком уходе.
– Этот камень не так уж велик. Но не забывайте про гравитацию, а то она испортит вам расчет.
– Возможно, нам не придется углубляться более чем на пару километров. Только чтобы укрыться от их огня.
– Вы сможете соблюсти такую точность?
– Смог на Ратгебере. И даже точнее.
– На Ратгебере у вас были столетиями собранные данные. Спускайтесь на двадцать пять. Черт побери, лучше пятьдесят – для страховки. Они могут попытаться достать нас взрывами.
Они разговаривают очень громко – чтобы все слышали, что у них есть план. Это театр. Я пытаюсь не слушать – звучит не очень обнадеживающе. Смотрю на часы. Все еще есть шанс поссать до команды застегнуть ремни.
Звучит сигнал тревоги.
– По местам! Нас обнаружили. Приближаются ракеты. Приготовиться к клаймингу! Стартуем, мистер Уэстхауз!
Двигатели начинают работать на полную мощность, и свет почти гаснет.
– Сброс тепла на полную мощность! – приказывает Яневич.
Вернувшись в оружейный отсек, я начинаю стрелять. Моя пушка пока жива, хотя немного ерепенится. Становится холодно. Звучит сирена. Я засовываю в уши наушники.
– Выключайте гравитационную систему, мистер Бредли, – приказывает командир, – выключайте все огни.
Как? Мы будем прорываться в темноте? Я в слепой панике. Это каламбур.
– Клайминг!
Освещение не требуется. Во время клайминга все мерцает, и этого достаточно.
Командир отключает одно устройство за другим до тех пор, пока не остаются работать лишь системы, отвечающие непосредственно за клаиминг. Все неизлучающие поверхности покрываются инеем. Люди дышат себе на руки паром.
До нас доходит первый орудийный залп и вбивает в наше эффективное сечение достаточно энергии, чтобы перетрясти нам кости и мозги. Я с трудом ловлю ртом воздух, впихиваю обратно в правое ухо вывалившийся наушник.
Внизу Вейрес лихорадочно пытается решить кучу проблем, забытых во время подготовки. Всякая утонченность оставила его. Его брань лишена какой-либо изобретательности, но достаточно крепка, чтобы краска осыпалась со всех стен в радиусе трех километров вокруг.
Командир продолжает отключать системы. Все детекторы, все системы связи в том числе, которые полагается держать в теплом резерве. Пиньяц похлопывает меня по плечу.
