остаточные явления. Но черт его знает, какими он обладал способностями. Вдруг у него нюх, как у гончей? Могло ведь что-то остаться на коже, на руках, на волосах. Не духи, так что-нибудь другое, не менее пахучее…
Роман весь подобрался, готовясь задать стрекача, если вдруг Самурай подымет тревогу. Догнать они его не догонят, он заранее наметил пути к отступлению и знал, как замести следы. В темноте, да еще на твердой, состоящей из сплошного камня, почве это сделать нетрудно. Но тогда они точно узнают, что в лагере был посторонний, и примут меры, чтобы обезопасить себя. И потом уж ничегошеньки не узнаешь…
Вот же чертов японец, принесла нелегкая!
Но, похоже, Самурай всего лишь хотел подышать свежим воздухом. Зябко передернув плечами – на улице было уже довольно прохладно, – он плотно запахнул халат и вернулся в свою палатку.
Роман посмотрел на часы.
Три ноль пять. Теперь надо выждать хотя бы четверть часа и, если ничего экстраординарного не произойдет, выдвигаться к палатке.
Эти четверть часа он провел в полудреме, набираясь сил и коротая время. Глаза были закрыты, но уши чутко фиксировали каждый звук. Хотя особенно фиксировать было нечего: дважды стукнули ботинки часового да вдали прокричала какая-то птица.
Все, осторожно потягиваясь и разминая суставы по окончании отведенного часа, решил Роман. Пора. Дальше тянуть нет смысла.
Он снова вылез из кустарника и по дуге обогнул гряду, оказавшись далеко в тылу лагеря. Отсюда до палатки-склада было метров сто. Зато здесь он мог сойти в низину по твердой породе, не опасаясь, что его спуск вызовет каменную осыпь, как это могло случиться, спускайся он по откосу гряды.
Мягко пробуя ногой грунт, Роман без единого звука спустился вниз и на корточках начал подбираться к палатке-складу. Весь лагерь довольно ярко освещался фонарем, и пятно света далеко выходило за границы поставленных треугольником палаток. Однако позади них было мертвое, неосвещенное пространство, и им- то и воспользовался Роман.
Через минуту, неслышно перебирая ногами, он добрался до склада. Здесь было темно, но если бы кто-то вздумал заглянуть за палатку, чужак был бы немедленно обнаружен. Поэтому Роман, не мешкая, придвинулся к плотной нейлоновой стенке вплотную и попытался приподнять нижний край.
Не тут-то было! Через каждые десять сантиметров край был прочно прибит к земле железными колышками. И колышки эти, как не без раздражения убедился Роман, было не так-то просто выдернуть.
«А как ты думал? – спросил он себя не без ехидства. – Это тебе не рыбацкая разлетушка. Тут люди серьезные. И делами занимаются серьезными».
Подергав колышки в поисках слабо вбитого и не обнаружив такового, Роман изменил тактику. Встав на колени, он достал складной нож (единственное оружие, которое у него было при себе в этой поездке) и, действуя им как рычагом, или скорее гвоздодером, попытался вытащить один из колышков. Тот хоть и неохотно, но стал поддаваться.
Сложность задачи заключалась в том, что на другой стороне палатки, в четырех метрах от Романа, сидел часовой, и малейший звук, изданный Романом, был не просто опасен – губителен.
Существовал другой, более простой способ проникновения: разрезать стенку ножом и не мучиться с проклятыми колышками. Но этот способ Роман отклонил. Разрезанная ткань обнаружится очень быстро, что вызовет у японцев вполне определенные подозрения и сведет на нет все его усилия. Можно было, конечно, понадеяться, что наивные азиаты спишут инцидент на медведя или на какого другого хищника типа землеройки. Но то – если бы в лагере жили действительно гражданские люди.
А так как у Романа имелись некоторые основания полагать, что живут здесь люди не совсем гражданские и уж точно не наивные, надеяться на их недогадливость он не имел права. Поэтому, рассчитывая каждое движение, он по миллиметру, чтобы не скрежетать о камни, вытащил из земли первый колышек и принялся за второй.
Постепенно дело пошло на лад. Одной рукой он тянул освобожденную ткань кверху, а другой вытаскивал, слегка расшатывая, колышек. Минут через пятнадцать лазейка в семьдесят сантиметров шириной была готова. Вполне достаточно, чтобы в нее мог пролезть мужчина средней комплекции.
Ползком, соизмеряя каждое движение и следя за дыханием, чтобы в азарте не сопеть слишком шумно, Роман проник внутрь палатки. Наткнувшись на твердый предмет, остановился и включил крошечный лазерный фонарик, вмонтированный в нож.
Совсем рядом издал какой-то пищеварительный звук часовой. Роман медленно выпрямился и повел узким лучом фонарика по предметам, его окружающим. В основном это были ящики с продуктами. Некоторые из них были подписаны иероглифами, другие – по-английски. Был даже ящик с русской сгущенкой. Вот ведь. Мелочь, а приятно.
Но не эти ящики интересовали капитана ГРУ Романа Морозова. Такого добра было завались и у Саши- Паши. Он искал те тяжелые предметы, которые днем таскали в лодку японцы. Самурай из-за ящика со сгущенкой, даже русской, так не разорялся бы.
Поиски, однако, ничего любопытного не дали. Содержимое палатки – самое обыкновенное. Продукты, сухое топливо, инструменты. Честно говоря, непонятно, зачем для охраны всего этого несомненно полезного, но совершенно безобидного имущества выставлять круглосуточную охрану? Или это касается загадочного японского менталитета?
Не-ет, шалишь, брат-японец. И вся эта возня на яхте, и сигналы Самурая, и охрана – все это неспроста. Старого воробья на мякине не проведешь. Роман был уверен, что идет по верному следу.
Изучив надписи на всех ящиках, он начал поочередно приподнимать их, стараясь отыскать те самые, увесистые и особо ценные. Рядом кряхтел и шуршал часовой, поэтому Роману приходилось действовать крайне осторожно.
Очень быстро выяснилось, что у пяти квадратных, герметично запаянных в пластик ящиков с надписью «Rise» размеры не совпадают с весом. На них стояла маркировка «45 Lb», то есть сорок пять фунтов, что примерно соответствовало двадцати килограммам. На самом же деле, как эмпирическим путем установил Роман, ящики весили килограммов под сорок.
Вот это было уже горячее. Он видел надписи «Rise» и сначала не обратил на нее внимания. Ну, рис и рис, что с него взять? Главный продукт сынов Востока. Запаян в пластик, чтобы не отсырел в долгой экспедиции. Очень толково и по-хозяйски рачительно.
Но теперь, когда выяснилась существенная неточность между маркировкой и истинным весом, все приобретало совсем иной смысл. Надписи – для отвода глаз. На самом деле в ящиках содержится нечто другое. Что? Вот, как говаривал один задумчивый датский принц, в чем вопрос.
Роман попытался открыть или распаковать один из ящиков с якобы рисом. Тщетно. Те были заключены в толстую оболочку из пластика, и вскрыть ее можно было только с помощью ножа. Экая досада. Так не хотелось оставлять о себе столь явный след.
Роман покачал ящик с бока на бок, подергал ручки по бокам, даже приложил ухо к холодной пленке.
Нет, никак не понять, что в ларчике.
Правда, и характерного шуршания Роман тоже не уловил. Но ведь это ровным счетом ничего не значило. А вдруг рис упакован вакуумным способом и, наподобие кофе, сбит в твердые брикеты? Оттого и шуршания нет, и ящик так увесист.
Нет, не сходится. Роман еще раз проверил маркировку. Везде стояло «45 Lb» – сорок пять фунтов. А ящик весит сорок кило, не меньше. Не настолько же он обессилел в любовной схватке, чтобы не отличить сорок килограммов от двадцати.
Видно, придется идти на крайний шаг. Не хочется, да уж ничего не попишешь. Как это у нас, у русских: или пан, или пропал. Если внутри действительно невинный рис, то и риску почти никакого. Ка-лам-бурчик. Если же что другое, тогда… А вот тогда и поглядим, что «тогда».
Пока же другого варианта нет.
Роман проковырял ножом неровную дырочку в нижнем углу упаковки и пальцами начал расширять ее, чтобы сымитировать случайный разрыв при транспортировке и складировании. Работа, конечно, грубая, но все лучше, чем аккуратный разрез. Могут и купиться.
