– Женщины есть?
– Женщины на буровых платформах не работают. Очень опасно.
– Хоть тут легче, – вставил Труба.
– Ничего легкого, – отрезал Артамонов. – Платформа стоит в открытом море. Обзор на все триста шестьдесят градусов. Подобраться незаметно невозможно.
– Придется использовать субмарину, – сказал Лютый.
– Мы думали об этом, – кивнул Плетнев. – Но будет ли толк? Платформа заминирована. Помимо буровой установки, на ней находится оборудование для обработки нефти. Каждый день там добывается и обрабатывается сто пятьдесят тысяч баррелей нефти. Под ней находится огромное хранилище на миллионы баррелей горючего и газа. Вы представляете, если все это взорвется?
– Представляю, – кивнул Лютый.
– Значит, так, капитан, – сказал Артамонов. – Я понимаю, ты рвешься в бой. И о возможностях ваших знаю хорошо. Но и там, насколько я знаю, парни не промах. И готовы идти на все. А мы не должны допустить гибели заложников.
– Разрушение вышки также исключено, – добавил Плетнев. – Она находится под нашей охраной. «Тога» платит России огромные деньги за аренду шельфа и добычу нефти. Поэтому мы должны сохранить вышку в целости и сохранности.
– И что же? Пойти на выполнение требований кучки бандитов? – спросил Роман.
Старшие офицеры посмотрели на него неодобрительно. Они уже наверняка все знали о составе группы и о том, какую роль играет в ней некий капитан ГРУ Морозов.
– Капитан Морозов? – как бы подтверждая мысли Романа, спросил Плетнев.
– Так точно, товарищ кавторанг.
– Приятно познакомиться, капитан, – усмехнулся тот. – Наслышаны о ваших подвигах.
Роман промолчал.
– Известны требования Одзаки? – перевел на другую тему Лютый.
– Известны, – вздохнул Артамонов. – Для начала потребовал журналистов. Заявил, что никаких условий с нашей стороны принимать не будет. Требует переговоров с председателем правительства.
– Всего-то? – усмехнулся Лютый.
– Будет добиваться освобождения Курил, – сказал Плетнев. – Это и так понятно.
– Сколько времени у нас в запасе?
– Не более трех часов.
– Может, мы выдадим себя за журналистов и высадимся на платформе? – предложил Лютый.
– Не выйдет. Одзаки потребовал, чтобы прислали только женщин-журналисток.
– Хитрый, гад, – вырвалось у Трубы.
– Умный, – возразил Плетнев.
– Небось и их в заложниках решил оставить, – высказал свое мнение Док.
– Хватит им одной, – оборвал подчиненного Лютый. – Товарищ каперанг, я предлагаю действовать на опережение.
– То есть? – поднял брови Артамонов.
– Одзаки наверняка чувствует себя в безопасности. По крайней мере, он уверен, что в ближайшие сутки платформу штурмовать не будут. Никто не рискнет подвергать жизни заложников опасности. Одзаки надеется на долгие переговоры. Он занял стратегически выгодную позицию, заминировал вышку и собирается диктовать условия. У него и его людей сейчас момент эйфории. Они хоть и несут дозорную службу, но в несколько расслабленном состоянии.
– Ты предлагаешь атаковать? – быстро спросил Артамонов.
– Так точно, товарищ каперанг.
– Опасно, – покачал головой Плетнев.
– Продолжай, капитан, – сказал Артамонов.
– Сейчас еще ночь. Темно будет еще час-полтора – и начнет светлеть. Это самое подходящее время для атаки. Мы подберемся к вышке на подлодке и атакуем вышку из-под воды.
– Мы думали об этом, – кивнул Артамонов. – Но уж очень рискованно. Там же эти понтоны в несколько этажей… Пока вы заберетесь наверх, они вас вычислят.
– Не вычислят, товарищ каперанг, – уверенно заявил Лютый. – Мы работали на таких платформах. Мои люди специфику знают. Если атакуем под утро, я ручаюсь за успешный исход операции.
Артамонов осмотрел бойцов. Все твердо смотрели ему в глаза, никто не сомневался в успехе.
– Хорошо, – кивнул Артамонов, – меня ты убедил. Но я должен связаться с командованием. Ждите.
Он быстро вышел из рубки.
– Может, мы пока изучим карту? – предложил Лютый Плетневу. – Чего время терять?
Судя по виду Плетнева, он был настроен скептически по отношению к радикальным действиям группы. Эдакий замполит, всегда и во всем сомневающийся. А скорее всего, он и представлял идеологический сектор – проводил на корабле политику ныне действующей власти, всего остерегающейся.
Но все-таки возражать Лютому пока не стал. Решил дождаться командира корабля.
– Прошу, – указал на расстеленную на столе карту.
– Так, – деловито приступил к работе Лютый, – это место расположения вышки?
– Именно так, капитан, – иронически кивнул Плетнев.
– Глубина – сто метров. Понятно. Рифы… Это хуже.
– Вот подходящий коридор, – ткнул в карту Труба.
– Да, годится. Надо обогнуть в этом месте. Затратим полчаса, но зато не напоремся на рифы.
В этот момент вернулся из переговорной рубки Артамонов. Все выжидательно повернулись к нему.
– Командование дало «добро», – отрывисто сообщил Артамонов. – Давайте отработаем детали.
– Товарищ каперанг, – заговорил Лютый с таким видом, точно не сомневался в результатах переговоров, – понадобится мини-подлодка. Здесь на большой субмарине мы не пройдем.
– Я уже распорядился, капитан. Через полчаса она будет здесь. Что еще?
– Нужна схема платформы.
– Скоро будет. Руководство фирмы уже готовит чертежи к высылке.
– Док, Толстый, займитесь баллонами, они почти пустые.
– Есть.
Бойцы побежали выполнять приказ. Плетнев с тонкой улыбочкой смотрел на нахального капитана, который распоряжался в командной рубке крейсера, как у себя дома.
Роман, в свою очередь, злорадно посматривал на кавторанга. Что, съел? Это тебе боевые пловцы, а не мальчики на побегушках. И если они начали действовать, лучше им не мешать.
Охотское море
Сэй снова навестила Наташу.
Наташа дремала на ящиках, поджав ноги к груди. Было довольно холодно, в окошко задувало сырым ветром. Между полосками жалюзи потемнело, наступил вечер. Зажегся в углу тусклый фонарь. Наташа несколько раз принималась стучать по двери, но никакого результата это не принесло.
Чтобы не падать духом, она сделала серию физических упражнений, связав кое-как разрезанную на груди майку. Ту самую, с дурацкой надписью, которую подыскал для нее Роман. При воспоминаниях о Романе, об убитых ребятах ей становилось так нехорошо, что возникала отчаянная мысль шарахнуться виском об угол железного ящика и разом со всем покончить.
Но Наташа гнала эти мысли. Стыдно. Столько вынести, бегая по горам и прыгая по водопадам (были и там приятные до озноба моменты, но эти воспоминания она давила в зародыше, иначе хотелось орать в голос), болтаясь в чужих вонючих трюмах, – и сорваться, не выдержав, может быть, последнего испытания? Нет, так не годится. Она была слишком деятельной и упрямой натурой, чтобы сдаться без боя.
Час, а может, и больше она отжималась, приседала и подпрыгивала на железном полу камеры, болью в мышцах стараясь притупить отчаяние в душе. Частично ей этой удалось. По крайней мере, согрелась и почувствовала спасительную злость. Ничего, не может быть, чтобы ее бросили и забыли. За ней обязательно придут. Или она сама вырвется отсюда.
Однако время шло, ничего не происходило. О ней словно забыли. Хоть бы кусок хлеба принесли.
