Переваливаясь на кривых ногах, коренастый Идигу Барлас вышел вперед, остановился рядом с Дмитрием и громко вопросил:
– А ему что здесь надо?
– Погоди, – прервал своего полководца Тамерлан. – Знаешь, что он думает? Что неплохо бы дать пленникам оружие…
Идигу Барлас обалдело раскрыл рот и прочистил горло.
– Кому дать оружие? – переспросил он. И крякнул: – Кого здесь лошадь по голове лягнула, пока меня не было?
– Помнишь его? – спросил Тимур.
– Еще бы не помнить, – буркнул Идигу Барлас. – Как он здесь оказался, скажут мне или нет?
– Сам пришел, – ласково улыбнувшись, ответил Тимур.
– Са-ам! – Идигу Барлас шумно втянул ноздрями воздух и уперся кулаками в бока. Глаза его метали молнии.
– Погоди, Идигу, – снова остановил его Тимур. – Я хочу с ним побеседовать, раз уж он пришел ко мне. И ты послушай, послушай…
Слегка растерявшийся Идигу Барлас ограничился тем, что гневно цыкнул на стражу, приказав им убраться прочь. Однако Тамерлан распорядился иначе:
– Пусть останутся.
Идигу Барлас гневно хмыкнул, отошел от Дмитрия и, кряхтя, уселся на подушку, проворчав:
– Ну-ну… Послушаем…
В левой руке Тимура словно ниоткуда появились четки. Перебирая их, он прикрыл тяжелые веки и сказал:
– Воистину удивителен твой народ, и обычаи его достойны удивления.
Дмитрий пошевелил плечами, расслабляясь. Все в порядке. Встреча состоялась. Тамерлан у него на крючке. Мягко говоря, он назвал Хромца скотиной. Вряд ли Тамерлан оставит оскорбление без внимания – вот и стражники наготове. Но выдержка у него – только позавидовать можно. И за это ему спасибо…
– Значит, по-твоему, приказав истребить пленников, я осквернил свое имя и оружие? – вкрадчиво поинтересовался Тамерлан.
“Как по-писаному”, – подумал Дмитрий.
– Не так, – возразил он.
– А как же? – по-прежнему тихо спросил Тамерлан.
– Ты не воин моего народа. И я поступил на службу к тебе, а не ты ко мне. Тебе кажутся удивительными обычаи моего народа, мне кажутся удивительными обычаи твоей земли. Я не осуждаю их, не мое дело – судить. Я всего лишь не хочу глупой и позорной для себя смерти, поскольку обычаи моего народа для меня святы, и идти против них я не могу. А это ослушание, за которое ты караешь. Что мне остается? Повиновение обрекает меня на бесчестье, ослушание – тоже… И я пришел просить у тебя справедливости, а не хулить тебя – это твои пленники, а не мои. У меня только одна рабыня. Мне достаточно и ее.
От эдакого нахальства Идигу Барлас зашипел, как паровоз, выпускающий пар.
– Шахрух, – проговорил Тамерлан, улыбаясь неизвестно чему.
– Истинно, – подтвердил Дмитрий. – Но чем я заслужил такую участь? Разве я не бьюсь за тебя, как полагается воину?
– Мне известно, что ты оскорбил и разгневал отказом мирзу Халиль-Султана. Мой внук великодушен, и он простил тебя, недостойного оказанной чести. Мне известно и какими словами ты отказался… – сказал Тамерлан, поглядывая на Дмитрия уже совсем иначе, чем прежде. Похоже, Хромец перестал принимать его за идиота.
Повисла многозначительная пауза. Грозная пауза.
“Почему же меня не наказали тогда, если я так оскорбил мальчишку?” – задал Дмитрий мысленный вопрос Тамерлану. Вслух же он сказал совершенно иное:
– Предлагая тебе свой меч, я присягнул на верность тебе и только тебе. По обычаю моего народа воин, оказавшийся на чужбине, сам выбирает, кому принести клятву верности на оружии. Он не может принести клятву двоим, только одному. Я выбрал тебя. Если ты велишь мне служить мирзе Халиль-Султану, я буду ему служить.
– И весь твой народ состоит из таких же гордецов, как ты? – с усмешкой поинтересовался Тамерлан. – И глупцов. Разве мой внук – не часть меня, не мое продолжение?
“Господи, разве я мог подумать, что будет так легко? Я охаял его, он охаял меня – равновесие соблюдено…” – Дмитрий рассмеялся бы снова, позволь обстоятельства. Он чуть прищурился и поморгал веками, словно размышляя.
– Ты прав, – спокойно согласился он после минутного молчания. – Я глупец.
Тамерлан, видимо, ждал дальнейшего самоуничижения, которого не последовало. Твой ход, Хромец, твой ход…
Тимур положил четки на больное колено и погладил.
– А если я велю тебе презреть обычаи твоего народа и отправиться выполнять мою волю? Пленники должны быть уничтожены – только дурак может не сознавать опасности, которую они несут в себе. Как ты поступишь?