Ирине, прижал ее голову к груди и поцеловал.
Вист мгновенно щелкнул затвором фотоаппарата, запечатлевая сцену.
—Сенсационный снимок. Помещу в газете с подписью: «Награда современной амазонке!» А?
Луговой нахмурился.
—Я дура, да? — шепнула Ирина виновато глядя в глаза Луговому.
Луговой пожал плечами.
Но тут их разъединили: гонщиц вызывали к главному судье, Лугового с его группой на трибуну — предстоял финальный заезд.
В гостиницу вернулись рано, журналисту начали уставать. Назавтра предстоял перелет в Вильнюс. Темп поездки и насыщенность программы давали себя знать.
Распрощавшись со всеми, Луговой неторопливо поднимался пешком в свой номер — он жил на втором этаже.
Неожиданно он услышал за собой торопливые шаги и, обернувшись, увидел Элен. Он остановился на площадке. Элен догнала его. Она слегка запыхалась.
—Что-нибудь случилось? — спросил Луговой, улыбнувшись дежурной улыбкой. — Господин Вист чем-нибудь неудовлетворен, недоволен? — в голосе его звучала плохо скрытая ирония.
- Да, — переводя дыхание, ответила Элен. — Он недоволен тем, что по неосторожности я засветила его фотопленку. Впрочем, он еще не знает об этом...
- Засветили? — Луговой не сразу понял о чем речь.
- Именно. И когда отдаст проявлять, будет недоволен, что она засвечена.
- А она засвечена? — он начал догадываться.
- Не уверена, — усмехнулась Элен. — Проверьте сами, — и она протянула ему запечатанный ролик. — Если нет, у вас сохранится хороший снимок на память.
- Спасибо, — Луговой усмехнулся, — за что же мне такой подарок?
- Это не вам, — голос ее звучал глухо. — Это ему подарок. И не последний! — Его поразил вспыхнувший на мгновение в ее золотистых глазах жестокий блеск. — Покойной ночи, — сказала она своим уже снова спокойным голосом и стала спускаться по лестнице.
- Минутку, отдайте это господину Висту, — и Луговой протянул Элен ролик, — а то еще подумает, что в его чемоданах рылись агенты ГПУ. Вы напрасно старались, Элен, — он впервые назвал ее так. — Но я все понял, спасибо за добрые намерения.
Элен некоторое время с недоверием смотрела на иронически улыбавшегося Лугового, потом молча повернулась и стала спускаться по лестнице.
Ролик она бросила в урну.
В Вильнюс прибыли после обеда и остановились в великолепной гостинице.
Погода была прелестной. С синего неба светило доброе, щедрое солнце. И весь город, чистый, приветливый, уютный, сиял.
Гости пришли в хорошее настроение. Им показали новые районы, удивительно точно, со вкусом вписанные в окружающую природу, в зеленые холмы, рощи, неглубокие впадины.
Свозили, разумеется, в Тракай, где, правда, застал их дождь, но недолгий. Они восхищались озерами, реставрированным древним замком и с завидным аппетитом уплетали местные блюда, запивая их местным вином, любуясь сквозь розовые занавески ресторана дальними зелеными склонами, оживленным шоссе, радугой, перекинутой в поднебесье.
Бродили по старому музейному городу, по его извилистым переулкам, по бесчисленным дворам между бесчисленных университетских корпусов, заходили в лавочки сувениров, в крошечные кафе с удивительно вкусными пирожными в стеклянных вазах.
Их повезли в пригород, на бумажную фабрику, где директор, его замы, главный инженер и многие другие были мастерами спорта, где работали детская спортивная школа, диспансер и где они воочию смогли лицезреть «массовый спорт».
На следующий день съездили в Каунас.
Заезжали в колхозы, смотрели колхозные спортивные площадки.
К ужину, на пути обратно, добрались до придорожного лесного ресторана «Бочкас», где в прохладном подвале пили чудное пиво, закусывая колбасами, приготовленными здесь же.
А когда вернулись в Вильнюс и зашли в ресторан гостиницы выпить «на посошок», как сказал принимавший их местный руководитель, гостей окончательно развезло.
Если так живет оккупированная коммунистами Литва, могу себе представить, как живет Москва! Ха- ха! —- Барбье мутным взглядом смотрел на Виста. — Отстань! — отталкивал он пытавшуюся увести его в номер жену.
Пить надо меньше, — брезгливо бросил Вист и пошел к себе. Элен молча последовала за ним.
Громбек, который мог выпить, кажется, литр без видимых последствий, и тот слегка покачивался. То, что не смог сделать алкоголь, довершила усталость.
—Вы молодцы! — сказал он, хлопая Лугового по плечу своей могучей ладонью. — Молодцы! Просто молодцы! Такое могут сделать только молодцы! — он без конца бормотал это слово.
Даже Сато, за всю поездку произнесший едва ли десяток слов, горячо пожал Луговому руку своей маленькой сухонькой ручкой и с чувством произнес:
—Халашо!
Манчини ничего уже не мог говорить, он только мычал, увлекаемый дочерью, смешливой хорошенькой девушкой лет семнадцати.
Гробуа тоже ничего не сказал. Он только пососал свою, как всегда, потухшую трубку и подмигнул Луговому.
Луговой не держался на ногах от усталости, но не успел он провалиться в сон, едва коснувшись подушки, как его разбудил телефонный звонок.
Звонила Люся.
Она спросила, что нового, словно звонила близкой подруге, с которой не виделась целых два часа. Потом заметила укоризненно:
—Катаешься по курортам. Отдыхаешь. Да еще развлекаешься, небось. А я тут задыхаюсь от духоты. Отправил бы меня куда-нибудь, вон Жанка едет в Ялту...
Она долго распространялась на эту тему ленивым, тихим голосом.
Наконец он не выдержал и резко оборвал ее:
—Я очень устал, Люся, и безумно хочу спать. Я не отдыхаю здесь, а работаю, ты это прекрасно знаешь. Давай кончать, а то столько заплатишь за разговор, что не хватит на путевку, — и он раздраженно бросил трубку.
До чего ей безразличны его жизнь, его дела, его заботы и радости... Эх, позвонила бы сейчас Ирина, он бы всю ночь проговорил с ней...
В Москву группа возвращалась самолетом.
Журналистам дали день отдохнуть — каждый пошел по своим делам: кто в магазины, кто в посольство или корпункт своих агентств и газет, кто к друзьям, а иные вообще неизвестно куда. Вопреки утверждению Барбье, никто за ними не следил.
Вечером отправились в цирк. Словно дети, журналисты неистово хлопали воздушным гимнасткам, покатывались от смеха, наблюдая бульдожий футбол, восторженно цокали языками, следя за тем, как жонглер выстраивал у себя на голове многоэтажную башню из чашек, подкидывая их ногой...
- Цирк у вас, конечно, замечательный! — восхищался Вист. — Я такого не видел нигде.
- А, — Барбье пренебрежительно махал рукой, — говорят, если зайца долго бить полотенцем по животу, он научится играть на барабане... Так у них с цирком, так и со спортсменами.
Луговой делал вид, что увлечен беседой с Манчини и ничего не слышит.
- Мы были с дочерью вчера в музее, — рассказывал итальянец, — какие изумительные иконы! А в церквах сохранились такие?
- Спросите у Барбье, — вмешался Громбек, — он целый день таскал меня по церквам. Все фотографировал. Правда, больше снаружи.
- Я не знал, что он такой любитель старинной архитектуры, — заметил Манчини.
