Быстрый ИЛ уносил советских журналистов к родной Москве, а гигантский «Боинг-747» тоже мчал Виста и его секретаршу домой.
ГЛАВА XII. ТИГР ВСЕГДА СИЛЬНЕЕ ВОЛКА, А ВОЛК — ШАКАЛА...
Они не успели проститься с Луговым, но именно о Луговом размышлял сейчас Вист, сидя в баре на втором этаже самолета и потягивая виски, к которому пристрастился последнее время. То были невеселые мысли.
Он вспоминал, как Луговой упомянул случайно про проклятый телефильм. Конечно же, случайно! Не мог он знать. Никто не мог знать. Кроме этой мерзавки Элен! Которая еще стала хихикать тогда. Луговой! Ему палец в рот не клади! О нет! Крохотный намек, взгляд, такой вот дурацкий смех — и он догадается, начнет копать и докопается. Уж Луговой-то докопается, черт бы его побрал! Его и эту Элен. Боже, как он ее ненавидит! Мало он ее бил, ох, мало! Вернуть бы те времена! Не бить ее, задушить, сжечь, утопить, выбросить из окна! А Элен спокойно спит сейчас там, внизу, в роскошном кресле роскошного самолета, билет на который куплен на его деньги, как и бриллиантовое кольцо у нее на пальце, и сумка из крокодиловой кожи, и квартирка в новом фешенебельном доме, и «мерседес», и норковая шуба, и еще миллион вещей! Будь она проклята, эта пиявка, сосущая его кровь, его деньги! Еще слава богу, что ее устраивает числиться секретаршей (хоть она теперь ни черта и не делает). А если надоест? Уйдет, уйдет, выйдет замуж — и вдруг за какого-нибудь бездельника или бедняка? И начнет шантажировать по- настоящему! Впрочем, Элен за бедняка не выйдет — шиш, чего не будет, того не будет! Он злобно рассмеялся, удивив бармена. Но что все-таки делать! Так не может продолжаться. Убить ее? А вдруг она действительно оставила где-то фотокопии и в случае ее смерти они всплывут? Тогда его еще и в убийстве обвинят.
Тараня беззвездную ночь, гигантский «Боинг» несся над уснувшей землей. Где-то далеко внизу голубоватыми россыпями светились города, извивались золотистые
пунктиры больших дорог, тлеющей сигаретой краснели трубы заводов.
Там беспокойным или мирным сном спали люди.
И не было им никакого дела до несущегося в черных небесах огромного самолета и маленького Виста, сидевшего в баре со стаканом в руке. А между тем он, Вист, охотно пожертвовал бы всеми этими городами, деревнями, всеми этими людьми, будь их хоть миллионы, хоть миллиарды, ради того, чтобы жизнь вернулась на год назад, всего на год.
Зачем только он взялся за этот проклятый сценарий, зачем так глупо доверился Элен, зачем посвящал ее в свои дела, зачем, зачем, зачем?..
Поздно теперь сожалеть и задаваться вопросами. Надо искать выход.
После той кошмарной ночной сцены в отеле, накануне их отъезда из России, жизнь Виста круто изменилась.
С одной стороны, казалось, все идет по-прежнему. Он опубликовал серию путевых очерков о поездке в Советский Союз. Это было лучшее, что он когда-либо создал в своем жанре. Восторги по поводу икон в музеях, подмосковных пейзажей, блюд русской кухни, мастерства цирковых артистов перемежались сочувственными вздохами о серости одежды, серости лиц, унылости речей всех, кого довелось встречать, едкой иронией на тему о сервисе, неработающем кондиционере, о трудности купить икру.
Но это так, фон. Он старательно подчеркивал, что, будучи спортивным журналистом, ничем не интересовался, кроме спорта, а это так, случайные наблюдения, мысли мимоходом...
Впрочем, в спорте все обстояло так же. Охи и ахи восхищения, связанные с очаровательными детишками, которые, к сожалению, живут в детсадах и пионерлагерях, так как содержать их дома родителям не под силу, ирония по поводу ГТО и возмущение тем, что не сдавшим нормы урезывается зарплата, намеки, что сдача норм не что иное, как чистейшая подготовка к войне...
С большим спортом было сложнее. Об успехах Советского Союза хорошо знали во всем мире, так что Вист поступал по-иному. Сказав мимоходом, что достижения советских спортсменов общеизвестны и нет смысла повторяться, он начинал размышлять, почему в стране, где для спорта делается, как утверждает пропаганда, все, плохо обстоит дело с главными видами — футболом, плаванием (потому что борьба, тяжелая атлетика, лыжи, гимнастика, баскетбол, волейбол и еще три десятка видов спорта — это все ерунда, они никого не интересуют) .
На тему о неудачах в футболе он опубликовал целую серию статей, закончив их горячим пожеланием, чтобы советские футболисты вернули себе былую славу, которой они достойны, поскольку замечательные ребята, и не их вина, если руководители... и т. д. и т. п.
Директор «Спринта» остался очень доволен. Теперь Вист вышел среди спортивных обозревателей на первое место. Теперь у него было прочное место в ресторане на десятом этапе «Пресс-клуба», а иногда его даже звали за столик на «крыше»!
Он был принят в члены закрытого теннисного клуба, его приглашали выступать по телевидению. С его мнением считались. А однажды карикатуру на него поместил главный сатирический журнал страны. Это была уже подлинная слава. Ему повысили жалованье, он купил себе кремовый «кадиллак». И все считали, что в банке у него наверняка лежит миллиончик. Но тут-то все и ошибались. Денег у Виста стало меньше, чем было. Еще хорошо, что были такие тайные вклады и секретные источники доходов, о которых Элен не знала, еще хорошо, что эта дура не догадывалась требовать в десять раз больше, чем требовала. Но и так ей приходилось отваливать ого-го сколько!
И если раньше не отличавшийся жадностью Вист легко тратил деньги, в том числе на своих любовниц, и в частности на Элен, то теперь ему было до слез жалко каждую копейку, которую он вынужден был ей отдавать. Требования Элен между тем все росли. Она еще не до конца понимала свою силу, но постепенно входила во вкус и медленно, но верно превращала своего шефа в дойную корову.
Близость свою с ним она решительно прекратила, и над Вистом дамокловым мечом висела опасность какого-нибудь ее увлечения. Такая женщина, как Элен, столько времени бывшая его рабой, вынужденная выполнять его волю, не смевшая ни на кого смотреть, кроме него, но в то же время натура страстная, темпераментная, теперь, освободившись от цепей, наверняка влюбится. И тогда конец! Она, конечно, поведает свою тайну любовнику, а тот будет круглым идиотом, если не использует это (Вист обо всех и всегда судил по себе).
Словом, надо что-то делать, что-то делать, что-то делать...
Вист похудел, стал больше пить, ходил мрачный. В конце концов, он не выдержал. Невозможно носить такой груз одному. Он решил посоветоваться с Норманом, этим «волчонком».
Ведь это Норман втравил его в эту историю с телефильмом. Можно даже припугнуть — мол, если выйдет скандал, то и его хозяевам несдобровать, они ведь тоже замешены в создании фильма, во всей этой малопочтенной комбинации, хоть и утверждали, что речь идет о какой-то другой компании (была ли вообще эта «другая» компания?).
Но номер не прошел.
Норман насмешливо посмотрел на Виста и сказал:
—На нашу помощь не рассчитывай. Бояться нам нечего, посмотри еще раз документы, там наша компания даже не упоминается. А что наши операторы, когда были там, снимали для нее всю эту антисоветскую липу— это надо доказать. Ты же сам так хитро написал сценарий, что не подкопаешься. Что писал его ты — это доказать можно, тем более если там твоя подпись, а вот
что снимали по этому сценарию наши — дудки— не докажешь!
Он был прав. Этот «волчонок» разговаривал с Вистом как с мальчишкой несмышленышем. Он давно перерос его по части темных дел. Он был циничней, беспринципней, равнодушней к другим, потому и перерос. Теперь он имел право учить Виста.
—А ты дурак, — заметил он, с сожалением глядя на Виста, — я всегда говорил, что бабы погубят тебя. Так оно и получилось. Как можно смешивать дела и баб? Неужели мало кругом девок, что обязательно нужно спать со своей секретаршей? Но уж раз сделал такую глупость, так хоть не превращай ее в доверенное лицо. Ну и дурак! А жаль, было у меня к тебе почище предложение. Да разве с тобой можно
