Только Демидка со двора следом за Андрюшкой — сзади отцовский голос:
— Фёдор, погоди!
Шагает себе Демидка, в ус не дует. Какого-то Фёдора зовёт отец.
А отец уже сердито:
— Кому говорят, постой!
— Тебя! — толкнул в бок Андрюшка. Спохватился Демидка: а ведь верно, Фёдор-то теперь он сам и есть. Опять забыл!
— Куда? — спросил отец.
— В бабки, с ребятами.
— Посиди во дворе покудова, до Михайлы.
Посмотрел Демидка на Андрюшку. Тот одно понял: не пускает строгий дядька своего племянника на улицу.
— Не горюй, — сказал. — Дело и здесь найдём. Айда-ка что покажу!
Повёл на огород. Присел возле бревенчатой баньки. Запустил руку под нижний венец. Вытащил чудну?ю доску — в клеточку разрисованную. Высыпал на неё горсть маленьких фигурок:
— Видал?!
— Что это?
— Не знаешь?
— Не…
— Шахматы!
— Чего?
— Игра такая. Заморская. Её, говорят, сильно царь любит.
— А ты умеешь?
— Ага!
Стал Андрюшка правила объяснять. Мудрено! Однако, хоть и не сразу, понял Демидка. Только как ни начнёт — всякий раз ему шах и мат.
Андрюшка посмеивается:
— Это тебе не в бабки играть. Думать надо…
— Неспособный я, видно… — огорчился Демидка.
— Чудак, против меня ни один мальчишка в слободе не устоит. Может, надоело?
— Не… — даже испугался Демидка. — Давай ещё!
Велик летний день. А не заметил Демидка, как солнце за крышу спряталось.
— Будет на сегодня! — смешал фигурки Андрюшка. — Чай, ужинать пора. Есть охота!
Демидка насчёт еды промолчал: на чужие харчи шёл.
Спрятал Андрюшка на прежнее место клетчатую доску с фигурками.
— Айда в избу!
Перемахнули для скорости через плетень.
Глядь, а во дворе неладное. Дядька Михайла и Демидкин отец стоят друг против друга, словно бугаи.
Потянул Андрюшка за рубаху Демидку:
— Сядь, не лезь на глаза!
Притаились возле плетня.
Донёсся голос дядьки Михайлы:
— В другой раз говорю: запрягай лошадь и поезжай со двора!
— Что случилось, Михайла? — спросил Демидкин отец. — Расскажи толком…
А дядька Михайла своё:
— Сей же час чтоб духу твоего здесь не было!
— Бог с тобой, беглых укрывать — дело, понятно, не похвальное. Только не неволил ведь, не обманывал.
— Не обманывал? — гневно крикнул Михайла. — Детскую байку рассказал, а я и уши развесил. От ребятишек корку хлеба оторвал. Как же — родственник в беде…
— Зря куском хлеба попрекаешь, кабы купить мог, не просил бы…
— Куда деньги-то дел?
— Ты мои деньги видел…
— Эх, Иван, не думал, что душа у тебя такая чёрная да лживая…
— Чего он твоего дядьку Митрофана Иваном зовёт? — шёпотом спросил Андрюшка.
— Погоди… — чуть выговорил Демидка.
А дядька Михайла продолжал:
— Я тебе не господь бог. Не дудья, одним словом. И доносить не буду. А со двора поезжай…
— Твоя воля, — согласился Демидкин отец. — Однако совесть моя перед тобой чиста. Как было всё, так и передал. Об одном прошу: скажи, что в боярском дому говорят…
Помолчал дядька Михайла, словно бы и не знал, уважить просьбу Демидкиного отца или нет. Потом сказал-таки:
— Приказчик приезжал. Вчера лишь обратно уехал. Винился: недоглядел за боярским добром. Ивашка Мартынов, сказывал, поболе ста рублей серебром украл, а сам с сыном Демидкой сбежал. И чтоб следы замести, боярские хоромы сжёг. А в тех хоромах бояринова мать престарелая сгорела… Вот что, Иван, про твои дела известно…
В комок сжался Демидка. Будто сон дурной приснился. Хоть за ногу себя щипли.
Долго из-за плетня ничего слышно не было. Потом Демидкин отец сказал, как всхлипнул:
— Хочешь верь, Михайла, хочешь нет. Не было ничего такого. Не грабил и не поджигал. Богом тебе клянусь, памятью жены, жизнью своей… И денег у меня, кроме тех, что показывал, не было и нету.
— Кто ж боярские хоромы поджёг?
— Того ведаю не больше, чем ты…
Словно кто пинком вышиб Демидку из-за плетня.
— Я знаю! — закричал.
Оглянулись дядька Михайла с отцом.
— Помнишь, тять, я человека возле нашей избы видел, Евлампием показался?
— А ведь и верно…
Принялся Ивашка Мартынов все события последних дней вслух вспоминать. Демидка то и дело своё слово вставляет. Припомнили, как Евлампий к дядьке Степану приходил. Рассказал про Сычовы намерения. Тогда ещё подумал Демидкин отец: с чего бы?
Теперь ясно стало. На побег толкал. Чёрное своё дело хотел на другого свалить.
Стоит Ивашка Мартынов сам не свой. Мысли путаются. За побег — жестокое наказание. А тут и грабёж, и поджог, и убийство выходят. За такое — казнь смертная.
Заторопился:
— Собираться надо, Демид. Едем…
Принялся Лешака запрягать — руки не слушаются.
— Куда поедешь-то? — спросил дядька Михайла.
— Свет велик…
— Оставайся уж… Пропадёшь один. Без денег ведь…
Обернулся отец, кольнул:
— На награбленное проживу. Сам сказывал: поболе ста рублей из боярского дома унёс…
— Не поминай, Иван. Такое услышать, у кого хочешь вера пошатнётся. Хуже уезжать-то. Москва — город большой. Затеряешься, словно травинка сухая в стоге сена. В любом другом месте приметнее будешь.
Тётка Марья есть позвала.
Невесело прошёл ужин. Дядька Михайла с Демидкиным отцом словом не перебросились. Демидка всё думал: что ж теперь с ними будет? Один только Андрейка точно на иголках сидел. Шутка сказать, какую тайну узнал!
