– Ну... Вот скажи, что ты сегодня делал?
– Пытался напасть на след Астаповой. Разговаривал с людьми, наблюдал за квартирами, в которых она могла затаиться.
– И как успехи? – с любопытством спросила она.
– Пока никак. Не устаю надеяться, что она рано или поздно объявится сама. Допускаю даже, что Астапова невиновна и вообще ничего не знает о том, что произошло. Потом явится с широкой улыбкой к маме и скажет: «Меня тут на пару недель завербовали поработать на алмазных копях. У нас тут все в порядке?»
– Не думаю, что она такая безголовая дура, какой ты пытаешься ее представить. Возможно, она наивная и невезучая, но не более того!
– Ф-р-р! – выразил свое отношение к ее словам Овсянников, останавливаясь возле небольшого трактира. Однако тот оказался закрыт.
– Что за черт? – рассердился сыщик и даже стукнул носком ботинка в дверь. – Первый раз такая петрушка!
Элла втянула голову в плечи, потом облизала губы и легкомысленно сказала:
– Подумаешь! Поедем в другой трактир!
Овсянников молча вырулил на шоссе, сделал пару поворотов и, притормозив, с опаской выглянул наружу.
– Кажется, все в порядке, – пробормотал он, выбираясь из машины.
– Я правильно поняла: ты все-таки допускаешь, – спросила Элла, забегая вперед и оборачиваясь лицом к нему, – что Астапова невиновна, да?
– Конечно, допускаю, – пожал плечами Овсянников. – Есть у меня одна версия...
– Какая? – Она тотчас же сделала стойку.
– Вот подожди, закажем еду, и я тебе расскажу.
Овсянников по-хозяйски вошел в трактир и скинул пальто на руки гардеробщику. Элла, словно сиротка, прижала свою одежку к груди и покорно ждала, пока наступит ее очередь. Невольно ее взгляд упал в зеркало, и она испуганно пискнула. По дороге из пучка вывалились заколки, волосы растрепались, и Элла Астапова стала подозрительно похожа на свои фотографии, которые сыщик недавно так пристально рассматривал.
– Ты чего? – спросил тот, мельком глянув на нее.
– Мне надо в дамскую комнату.
– Так за чем дело стало?
– Я... Э-э-э...
Она хотела сказать, что ей нужен лак для волос или та жидкость для укладки, которой рекомендовала пользоваться жена Димы Шведова, и еще пара шпилек и расческа с мелкими зубчиками...
Овсянников покровительственно похлопал ее по плечу и бросил на ходу:
– Буду ждать тебя за столиком.
Он ушел, а Элла метнулась в туалет к умывальнику и, намочив руки водой, принялась приглаживать волосы. Потом заплела их в короткую жирную косичку. Косичка тотчас же расплелась.
– Зараза! – рассвирепела Элла и топнула ногой.
Уже через секунду она поняла, что делать этого не следовало. Каблук на сапоге хрустнул и отломился. Она взяла его в руку и еще раз посмотрела на себя в зеркало. Нет! Не может она появиться лохматой перед Овсянниковым да еще сказать, что у нее сломался каблук. И еще это имя – Бэлла! Не надо было слушать Шведова и соглашаться на это имя. Бэлла слишком похожа на Эллу, рождает, так сказать, ассоциации. Назвалась бы лучше Ирой или Валей!
Однако сожалей не сожалей, а с волосами и с каблуком надо что-то делать. Элла вспомнила, что в пояс на ее брюках вставлена веревочка. Она решила, что веревочку запросто можно вытащить и использовать в качестве ленты. Так она и сделала. Подняла руки и стала заплетать косу. Коса получилась что надо, вот только штаны начали спадать. Она решила проигнорировать это обстоятельство. Брюки – что? Вот с каблуком как быть? Ни гвоздей, ни клея в ее сумочке, конечно, не водилось. Зато там обнаружились две упаковки жевательной резинки «Орбит – сладкая мята». «Что, если попробовать наживить каблук на жеваную резинку?» – подумала Элла и, раскрыв первую пачку, закинула в рот пару подушечек.
Пока она усердно жевала, едва прикрытая дверь в дамскую комнату распахнулась от ветра, который поднял какой-то посетитель, широко открыв соседнюю. Элла этого не заметила и продолжала активно двигать челюстями.
Гардеробщик, стоявший напротив туалета, непроизвольно бросил на нее взгляд, отвел его, потом медленно вернул обратно. Открывшееся ему зрелище было удивительным. Посреди сортира стояла только что пришедшая девица и совала себе что-то в рот – один раз засунула, и второй, и третий. Через минуту она стала похожа на хомяка, но ни на секунду не прервала своего занятия. При этом она шумно сглатывала слюну.
– За бабами подглядываешь? – тихо спросил один из официантов, подкравшись сзади.
– Да там и глядеть-то не на что, – смутился гардеробщик. – Если бы они хотя бы подтягивали чулки...
– А они чего делают, а, Минь? – спросил официант и игриво толкнул его локтем в бок.
– Не поверишь, но они там жрут чего-то.
Элла тем временем кое-как прилепила каблук на место. Надо сказать, что он хоть и держался, но совсем фигово. Ходить на таком каблуке уж точно было нельзя. Но и признаваться Овсянникову в том, что у нее неприятности, Элла ни в какую не желала.
В итоге из дамской комнаты она вышла весьма своеобразной походкой и на цыпочках проследовала в зал. Пока она шла, брюки подло сползали вниз. Ей пришлось обнять себя двумя руками, чтобы они вовсе не соскользнули на пол.
– Что, живот болит? – небрежно спросил Овсянников, отодвигая для нее стул и одновременно строя глазки девице за соседним столиком.
– Нет-нет! – с жаром возразила Элла. – Все хорошо! Так что там у тебя за версия появилась?
– Я подумал: не зря Борька, то бишь Борис Михальченко, так активно настаивает на том, чтобы я нашел его падчерицу. Падчерицу, а не убийцу! Формулировка была именно такая: во что бы то ни стало найти падчерицу. Я вот что думаю. Борька подозревает, что Астапова убила его собственная жена, Дана. Жену он любит без памяти и ни за что ее не сдаст.
– И поэтому хочет подставить ее дочь?!
– Не думаю, – мотнул головой Овсянников и показал девице за соседним столиком передние зубы, сделав глаза щелочками. – Вероятно, он надеется, что падчерицу в конце концов оправдают. Но дело, естественно, затянется. А это ему на руку. Он сумеет пока что-то придумать.
– Какая ерунда! – рассердилась Элла, у которой мурашки побежали по спине. Ключи от квартиры, черное пальто... Неужели мама могла убить Игоря? Вслух она спросила: – Зачем Дане убивать своего зятя?
– Мало ли. Скажу тебе по секрету, Астапов был редкостной скотиной.
– О мертвых...
– О мертвых нельзя говорить плохо никому, кроме частных сыщиков, – довольно резко ответил Овсянников. И неожиданно предложил: – Давай потанцуем!
Элла обернулась назад. Девица из-за соседнего столика уже висела на каком-то хлыще и через его плечо кокетливо оглядывала зал. Вероятно, Овсянников хотел войти в круг танцующих для того, чтобы максимально к ней приблизиться.
– Я не могу! – покачал головой Элла.
– Значит, живот все-таки болит? – прицепился тот.
– Да ничего у меня не болит! – звонко возразила она и храбро поднялась на ноги.
В зале была полутьма, которую оживляли свечи, горевшие на каждом занятом столике. Музыканты играли что-то очень симпатичное, и танцующих пар становилось все больше и больше. Овсянников одной рукой обнял Эллу за талию, а другую руку отставил в сторону, предлагая ей вложить в нее свою ладонь. Она вложила и принялась на цыпочках делать танцевальные па. Брюки тотчас же поползли вниз. Чтобы не
