сильное, чем просто расположение. Когда мы вместе ездили за город...
– С тех пор прошло много времени, – сухо сказала я. – Вы сами заставили меня думать, что это недоразумение.
Тут в приемную вошел Крылов. Услышав мои последние слова, он весело произнес:
– Обожаю недоразумения. Именно благодаря им на свет вылезает все, что люди хотят скрыть от других. Всем доброе утро!
Горчаков почему-то страшно рассердился. Может, хорошее настроение Крылова было ему не по душе, или он хотел сказать мне наедине еще что-то, но появление начальника службы безопасности Горчаков воспринял в штыки.
– Проходи в кабинет, – велел он.
– Но... – начал Крылов.
– Кажется, я ясно выразился! – взревел шеф.
Тут дверь снова распахнулась, и румяная Липа окрасила дежурной улыбкой наше нервное утро.
– Какие-то проблемы? – по-деловому спросила она, тут же стерев ее с лица.
– Небольшая истерика у шефа, – буркнул Крылов, скрываясь в кабинете.
– Принято считать, что только женщины способны на истерики, а мужчины лишь время от времени поддаются эмоциям, – заметила Липа.
Горчаков молча поднялся и прошел вслед за Крыловым.
– Что тут у вас? – понизив голос, встревоженно спросила Липа. – Плохие новости?
– Да нет, просто... страсти.
– От страстей одни неприятности, – констатировала она. – Они осложняют жизнь и нарушают пищеварение.
Я поглядела на часы и задумчиво прикусила губу. Шлыков не давал о себе знать. Странно. Искушение позвонить Ирочке и спросить, как обстоят дела с пленницей, было очень велико, но я сдержалась. Звонить нужно только из телефона-автомата, а уж никак не из офиса, в котором запросто могут стоять «жучки».
Весь оставшийся день Горчаков был сух и изыскан, как английский лорд. Я делала вид, что не замечаю его настроения. Чтобы решить наши личные проблемы, необходимо избавиться от опеки Федеральной службы безопасности.
Рабочий день подошел к концу. Я, как обычно, состряпала липовый отчет и отправилась на Казанский вокзал. Когда курьер протянул руку за дискетой, я не сдержалась:
– Послушайте...
Парень испуганно смотрел на меня и, схватив добычу, нырнул в толпу. Я даже не успела толком разглядеть, в какую сторону он направился. В общем-то, я не особо рассчитывала, что удастся вступить с ним в контакт, поэтому не была разочарована. С Верой мы договорились не встречаться на вокзале, так что я поехала домой. По дороге купила телефонную карточку и, закрывшись в стеклянной будке, позвонила на Катин мобильник, который она оставила Ирочке. Та успокоила меня, сказав, что вокруг все тихо. Томочка Хорошевская ведет себя примерно: не бузит, не ругается, читает книжки. Только что закончила «Робинзона Крузо», теперь у нее на очереди «Три мушкетера».
Как вернулась домой, не помню. Все делала машинально, не вникая в детали. Меня интересовало только одно – почему молчит Шлыков? Что случилось? Я сообщила, что украла его жену, а он не реагирует. Разве так ведут себя любящие мужья, да еще облеченные тайной властью?
Не зная, чем себя занять, я решила наконец разобрать вещи Матвея. Договорились, что отдам их его родне. Надо было все сложить в коробки. Коробки стояли на балконе, но идти туда я боялась. Впрочем, на улице еще не стемнело, так что в конце концов я решилась. Акция прошла благополучно, и я принялась за свою скорбную работу. Стараясь не поддаваться эмоциям, я действовала как автомат, методично уничтожая все следы пребывания Матвея в квартире. Единственное, что я решила оставить, это несколько фотографий, висевших над комодом. Все остальное было сложено в картонные вместилища и заклеено скотчем. Примерно так же я поступила со своим сердцем – заперла в нем до поры до времени горечь, боль и сожаления. «Вы еще получите все, что заслужили!» – думала я о своих врагах, мстительно кусая губы.
Враги между тем по-прежнему не появлялись. Укоризненно взглянув на молчавший телефон, я отправилась на кухню готовить ужин. В последнее время я забыла, что такое чувство голода. Моя диета дала сногсшибательный результат, но тонкая талия, к сожалению, не приносила мне сейчас никакого удовлетворения.
Когда в замке повернулся ключ, на сковородке вовсю шипело масло. Я решила испечь себе яблочные оладьи. Исключительно потому, что в холодильнике обнаружились сиротливая пачка кефира и пара подвявших яблок. Входная дверь между тем открылась и тихо захлопнулась.
В проеме двери возник тот самый блондин, которого вчера мы с Крыловым отпустили на все четыре стороны. При виде его сердце мое подпрыгнуло и ухнуло вниз. У меня мгновенно вспотели ладони, а на лбу выступили капли холодного пота. Рука мелко задрожала и деревянная лопатка выпала из нее на пол. Сказать по правде, я страшно перепугалась. Вчера все было по-другому. Вчера я была уверена, что блондин – фээсбэшник, а сейчас мне вдруг пришла в голову совершенно дикая мысль.
А что, если это маньяк? Тот самый, который убил Симочку Круглову? Какая же я дура! Я думала, что этот тип ошивается под моими окнами по приказу Шлыкова. А он, скорее всего, намечал себе очередную жертву! Вот почему Шлыков не позвонил! Он до сих пор не знает, что его жену похитили!
Меня замутило. Блондин сделал шаг вперед. Самое страшное заключалось в том, что он молчал. Если бы он сказал хоть что-нибудь, я бы, возможно, смогла овладеть ситуацией. А так я просто стояла, точно парализованная. В глазах блондина сверкнула искорка торжества. Губы раздвинула торжествующая улыбка.
Сковородка за моей спиной издала недовольное ворчание. Масло начало дымить. Я медленно убрала руки за спину и, нащупав пластмассовую ручку, изо всех сил сжала ее. Мою кухню можно пересечь из конца в конец за пару секунд, поэтому, когда маньяк сделал еще один шаг, он очутился в непосредственной близости от меня. В опасной близости. Неожиданно для себя, а для него и подавно, я выхватила из-за спины сковородку и с криком: «Эх, ма!» – шарахнула его по голове. Тефлоновая сковородка оказалась не слишком тяжелой.
– «Тефаль», ты всегда думаешь о нас! – нервно сказала я, с замиранием сердца наблюдая, как большое тело блондина медленно оседает на пол. Не медля ни секунды, я перепрыгнула через него и, притащив из ванной бельевую веревку, принялась за дело.
Буквально через пару минут можно было вздохнуть спокойно и полюбоваться делом рук своих. Маньяк лежал на полу, похожий на кокон гигантской бабочки. Его рот исчез под широкой белой лентой, которой я на зиму заклеиваю окна, к волосам прилипла пара оладьев, а на лоб стекали струйки подсолнечного масла. И от него явственно пахло печеными яблоками.
«И что, черт возьми, мне теперь делать?» – подумала я с огорчением. Устроившись на табуретке у стола, я налила себе традиционную чашку кофе с молоком. Оладьи пришлось заменить прозаическим бутербродом. Я жевала, глядя на распростертое на полу тело. Через пару минут оно пошевелилось и замычало.
– Лежи, лежи! – прикрикнула я.
Поскольку уши у блондина оставались свободными, он меня услышал. Выпучив глаза, он опять замычал и начал кататься по полу.
– Ну, ты, придурок, – строго предупредила я. – Если не хочешь, чтобы я тебя кастрировала, перестань штормить, как море перед бурей.
Так как в руке у меня был острый австрийский нож, маньяк тут же притих.
– Уже лучше, – сказала я и потянулась к телефону.
Привлекать к своей персоне внимание милиции никак нельзя. Если я сейчас сдам этого типа властям, меня замучают визитами. А ведь я участвовала в киднепинге, и жертва похищения все еще находится в заточении! С другой стороны, мысль, что именно этот тип жестоко расправлялся с беззащитными женщинами, приводила меня в ярость. Подонок убил Симочку!
Кстати, а где ее сумочка? Именно он может ответить на вопрос – взял ли он ее с места преступления или нет? А может, он вообще не убивал мою соседку? Для того чтобы услышать ответ на этот вопрос, мне
