– Пап, – пробормотал Витя, сделав шаг в другую сторону и впившись в Глашу глазами. – Это... Это ведь...
– Я сам вижу! – раздраженным шепотом ответил тот. – Это та твоя ужасная знакомая, которая кому-то сломала спину на пляже.
Витя некоторое время молчал, потом хмуро спросил, тоже шепотом:
– И как прикажешь это понимать?
– Сам не знаю, – огрызнулся Стрельников. – Ума не приложу, как она сюда попала! И, главное, зачем?!
– Зачем – это я тебе могу объяснить, – пробормотал Витя.
– Выйдем, – предложил провинившийся папаша и, вытащив его в коридор, пожаловался:
– Абсолютный провал в памяти!
– Но как вы с ней встретились, ты, надеюсь, помнишь? – ледяным тоном уточнил отпрыск.
– Как встретились? Да, это я помню. Она мне позвонила и потребовала встречи.
«Вот скотина!» – рассердилась Глаша.
– Клянусь, я не понимаю, как до этого дошло!
– Зато я понимаю. – Глаша по голосу слышала, что Витя сильно расстроен. – Ты поступил так мне назло. Ты понял, что она мне понравилась, и тебе это пришлось не по вкусу. А я, может, хотел за ней поухаживать.
– Витя! Что ты несешь? Ей ведь не меньше сорока!
«Не меньше сорока? – про себя возмутилась Глаша. – Ну, погоди же!»
– Ну и что? – хмыкнул сын. – Она бы занялась моим сексуальным воспитанием.
– Витя!
– Ну что – Витя? Пап, мне на твоем месте было бы стыдно.
– Сейчас я ее разбужу и выгоню, – заявил Стрельников. – Так что ты не беспокойся.
– Да уже поздно беспокоиться. И вообще. Что это значит – выгоню? – А что мне с ней делать? – удивился тот.
– Я думаю, надо накормить ее завтраком и подвезти до работы.
– С какой это стати?
– Теперь это твой долг.
– Я ничего ей не должен! – рассвирепел папаша. – И как я буду с ней завтракать? Я не знаю, о чем с ней разговаривать.
– А о чем ты с ней вчера разговаривал?
– О том, что... Так, вообще.
– Ну вот и за завтраком поговори с ней вообще.
– Послушай, может быть, просто оставить ей записку?
– Ты что, ее боишься? – догадался Витя.
– С чего ты взял? Я ее боюсь! Надо же... Велика честь.
– Тогда пойди и свари для нее кофе.
– Может быть, она не пьет кофе, – пробурчал Стрельников.
– Пап, так положено. Мужчина после ночи любви должен сварить женщине кофе.
– Где ты нахватался этой ерунды?
– Я уже взрослый. Ты вот даже боишься, что я со дня на день женюсь.
– В любом случае эта твоя знакомая не заслуживает ничего, кроме подзатыльника.
–
Глаша решила, что ей пора просыпаться. Вот уж она сейчас отомстит этому грубому, отвратительному типу! Хотела вести себя примерно, но теперь...
Она распахнула глаза и, потянувшись, позвала:
– Валерушка, дорогой! Я проснулась! И замерзла, погрей меня!
В коридоре исступленно зашушукались, потом послышался короткий приказ: «Витя, иди в свою комнату и закройся там». Хлопнула дверь, послышались торопливые шаги, и Стрельников-старший появился на пороге. Он все еще был в халате и смотрел на Глашу с таким плотоядным выражением, словно твердо решил поджарить ее вместе с яичницей.
– Доброе утро! – мурлыкнула та и потерлась щекой о подушку. – Иди сюда, я хочу тебя поцеловать!
– К-хм, – кашлянул герой-любовник. По его лицу ходили тучи. – Целоваться не будем. Вчера... В общем, это была ошибка.
– Ну да! – не поверила Глаша. – И все, чем мы занимались ночью, тоже?
– Тоже, – твердо сказал Стрельников.
Глаша сделала вид, что раздумывает.
– В любом случае, – наконец заявила она, – я больше не старая дева. И за это всегда буду тебе благодарна.
Стрельников среагировал на ее слова примерно так же, как если бы она выстрелила в него из пистолета – схватился за сердце и покачнулся.
– Значит, когда ты говорил, что влюблен до безумия, ты лгал? – продолжала наступать она.
– Ты что, никогда не имела дела с пьяными мужиками? – буркнул тот. – Тебе такого наговорят...
– Ты был не так уж сильно пьян, – покачала головой Глаша.
– Нет, сильно, – уперся он. – Сейчас мы позавтракаем, я отвезу тебя на работу, и мы навсегда забудем об этом неприятном инциденте.
Кажется, он убедил себя, что может выйти сухим из воды.
– А моя поруганная честь? – воскликнула бывшая старая дева и стянула футболку через голову.
Она была уверена, что Стрельников в смятении отвернется, но вместо этого он только разинул рот.
– Подай мне мою одежду! – велела Глаша и полезла из-под одеяла.
Он тут же бросился подбирать с пола предметы ее туалета и совать ей в руки.
– Чем ты обычно завтракаешь? – спросил он, пятясь к двери.
– Разве я смогу есть после того, что между нами произошло? – патетически вопросила Глаша. – Чашечка кофе – это все, что я в состоянии проглотить. Думаю, у тебя тоже нет аппетита.
– Тоже, – подтвердил Стрельников и убрался на кухню.
«Все, – решила Глаша. – Алиби у меня в кармане. Если выйти прямо сейчас, можно на работу и так успеть, на метро». По большому счету ей было сейчас не до Стрельникова с его переживаниями. Хотя, конечно, при других обстоятельствах... Она быстро оделась и заглянула в кухню.
– Я решила обойтись без кофе. Вспомнила, что мне сегодня надо прийти пораньше, можешь меня не провожать. Так что пока, целую крепко – ваша репка, – произнесла она скороговоркой.
У Стрельникова в одной руке была чашка, в другой – сахарница. Он молча выслушал Глашу и не двинулся с места. Она сама открыла дверь и захлопнула ее за собой.
В палисаднике на месте куста боярышника зияла огромная обугленная дыра, вокруг которой кто-то натыкал палок. Вероятно, из-за ночного происшествия привратник выглядел вовсе не таким важным, каким показался ей сначала. Он был тих и на Глашино «Доброе утро!» поздоровался подобострастно. Да уж, этой ночью ему досталось!
Глаша старалась не думать о том, что совсем недавно держала в руках бомбу. Вероятно, кто-то рассчитывал, что на воздух взлетит та машина, под которую ее засунули. Кто же мог предполагать, что все так обернется?
Когда она явилась в центр, о Пете уже все знали. По приемной расхаживал Андрей Васильевич Нежный с похоронным лицом, а Подвойская рыдала в углу на стуле, время от времени всхлипывая басом. Глаше пришлось сделать вид, будто она не в курсе дела.
– Что случилось? – спросила она, стараясь отогнать от себя образ мертвого Пети, потерянно глядящего в потолок.
– Сегодня ночью погиб Петя Кайгородцев, – безо всякого предисловия сообщил Нежный. – Убит в своей квартире.
– Боже мой! – Глаша без сил опустилась на стул. Она и представить не могла, что, сказанные кем-то, эти слова произведут на нее столь тяжкое впечатление.
