– Произнесенное вслух, все это выглядит глупо, – стушевалась Марьяна. – Кроме того, нельзя косить под настоящего графа. Это все равно что пытаться выдать сшитое на коленке платье за вещь от Гуччи. Всем будет смешно, а мне стыдно.
– Ерунда, – резко ответил Кудесников. – Вы уже видели меня в деле. Я был в одном из своих образов, и вы меня не узнали.
– Да ладно вам врать, – Марьяна рассердилась. – Я узнала бы вас в любом образе!
– Подойдет время, я вам расскажу, – загадочно усмехнулся тот. – В общем, так. Пировать на завод я не поеду, скажите Сачкову – отравился, дескать, некачественной ватрушкой с творогом, заперся в номере и пьет марганцовку. Вам же советую перестать волноваться по пустякам и жить в свое удовольствие. Развлекайтесь, ведите светскую жизнь! Что у вас там сегодня в плане? Посещение лодочной станции и награждение победителей марафонского забега?
– Не паясничайте.
– А насчет бала можете не волноваться. Я на него приду. Обещаю, у вас будет лучший кавалер в мире!
– Вы так искренне врете, что во мне просыпается надежда, – пробормотала Марьяна. – Что ж, счастливого сыска и до встречи на празднике.
Кудесников спустился вниз и проверил, на месте ли ключ от двухкомнатного люкса. Ключа не было, значит, троица все еще в номере. Отлично, просто отлично. «Если они снова поедут в Москву, увяжусь за ними, по дороге позвоню Малахову, и он организует маленькую драку парочки головорезов с Вовой и Гришей. – Драться с ними лично он раздумал. – А я поговорю с Лужиной сам». По рассказу Траскевича оказалось невозможно понять – лгала ему Ксения или же говорила правду. Чтобы решить такой сложный вопрос – врет или не врет, – нужно видеть человека собственными глазами.
Однако планы его неожиданно изменились, и изменил их не кто иной, как Николай Петрович. После того как он узнал, что Арсений вась-вась с заместителем мэра и запросто ужинает с ним в ресторане, его душа преисполнилась гаденьких опасений. Вдруг ему отомстят за то, что он выманивал деньги у столичного хлыща? Сталкиваясь с Кудесниковым, Николай Петрович теперь всячески демонстрировал ему свою лояльность. Впрочем, тот и сам разжигал в нем огонь подобострастия. Как говорится, хочешь быть холуем – будь им.
– Меня Лебедев не спрашивал? – важно поинтересовался Арсений, облокотившись о конторку. – Или Сачков на худой конец?
– Н-нет. То есть да, – ответил портье, стремительно краснея. – То есть Константин Николаевич здесь был, а потом уехал.
– Куда? – спросил Кудесников монаршим тоном, словно заместитель мэра обязан был отчитываться перед ним за каждый свой шаг.
Николай Петрович выскользнул из-за конторки и, понизив голос, затараторил:
– Я тут стоял, а он как раз из лифта выходил, по телефону разговаривал. Со своей сестрой. Это я точно знаю. Потому как сестру его зовут Ариной, а имя, сами понимаете, штучное. Сердился... Подай его, говорит, мне прямо сейчас! Я его, говорит, паршивца, за подштанники подвешу! – Рассказчик хихикнул. Ему нравилось представлять, как кого-то подвешивают за подштанники.
Кудесников и виду не подал, что его интересует услышанное. Он только слегка замедлил шаг перед дверью на улицу и нетерпеливо уточнил:
– А кого, кого за подштанники-то?
– Думаю, племянника своего, Димку, – высказал предположение Николай Петрович. – Тот еще фрукт. Его в городе не любят: дрянь, а не человек. Скандальный, вечно участвует в каких-то митингах, лежит на рельсах, голодает в знак протеста против всякого произвола, и его в ментовку забирают. А дядя, вишь ли, выручай! – Николай Петрович остановился на пороге своих владений: на улицу ему идти было не с руки. – Вот и рванул Константин Николаевич туда. Шофер прямо с места как дал... В общем, уехали... – Кудесников занес правую ногу над порожком. – На Рябиновую... – Кудесников ногу опустил.
– Да ладно, – пренебрежительным тоном заметил он, поворачиваясь к портье лицом. – Откуда тебе знать, что на Рябиновую? Тебе так и доложили?
– А че мне докладывать, когда я раньше там жил, – в голосе Николая Петровича проскользнула досада. – На месте моего родного дома теперь супермаркет стоит. Там латиноамериканцы всем распоряжаются, – пробормотал он. – По крайней мере, выглядят они как латиноамериканцы.
А рядом, в пятиэтажке – Димка Гречишников проживает, в однокомнатной с балконом. Он на этом балконе постоянно дрянь какую-то вывешивает – то плакаты, то флаги непонятных организаций, то идеологически вредные подштанники с фотографиями видных деятелей на заду.
– А лет сколько племяннику?
– Лет двадцать шесть, кажись. А зачем вам?
– Интересно, – ответил Кудесников. – Даже приятно. Оказывается, у руководителей города те же проблемы, что и у простых смертных. Значит, пятиэтажка, говоришь? Какая – слева или справа от магазина?
– Рябиновая, дом восемь, квартира пять, – быстро подсказал Николай Петрович. – Мой старший брат с ним в одной футбольной команде был. Дружили они... раньше. А сейчас с Димкой никто не дружит. Одиночка он, как есть.
Сыщик сел в машину и отправился на пресловутую Рябиновую улицу, благо дорогу туда он уже знал. Он еще не думал, как подступиться к Гречишникову, но поговорить с ним было просто необходимо. «Сдается мне, – думал Арсений, – что племянник Лебедева имеет некоторое отношение к Роману Сливке. А заместитель мэра и Сачков об этом знают». Информацией о том, состоит ли Гречишников в какой-нибудь неформальной организации, в секте или в кружке, портье, к разочарованию сыщика, не располагал.
Позже Кудесников не мог объяснить самому себе, почему он тогда не замаскировался – не надел свой паричок, не вставил фальшивые зубы, супинаторы в ботинки... Поддался порыву и поехал как был. Без труда отыскал нужный дом, нашел нужную квартиру и долго стоял под дверью, прислушиваясь. Звуков ссоры слышно не было – вообще ничего не было слышно, и он как раз раздумывал, звонить ли в квартиру. Или все-таки Лебедев внутри? Если заместитель мэра увидит его здесь, случится нехорошее. «Я, конечно, мастер по части выкручивания из неприятностей, – думал Арсений, – однако в данном случае потребуется не мастерство, а скорость».
В то время как он размышлял, соседняя дверь приоткрылась и оттуда высунулась голова в бигуди. Бигуди лежали на голове плотными рядами и напоминали футуристический шлем. Носившая его пожилая дама сдвинула густые брови и строго спросила:
– Опять будете пикет организовывать?
– Нет, – заверил ее Арсений. – Я, собственно, совершенно по другому делу. По поводу неформальной организации, – наобум ответил он.
– Тогда идите в клуб, – посоветовала или, вернее, даже приказала голова. – Они там репетируют.
– Кто это – они?
– Как кто? Поборники справедливости.
– Это что, общество так называется? – Кудесников решил, что здесь он получит новую информацию, причем совершенно бесплатно.
– Сброд они, а не общество. А если их в Дом культуры и пускают, то только из-за Димкиного дяди. И то – какой он там дом? Сарай, да и только. Артистов теперь в новый возят, а этот скоро рассыплется.
– А как мне его найти? Дом культуры?
– Вон он прям за супермаркетом, – пояснила дама и злорадно добавила: – На задворках.
Кудесников поблагодарил ее, вышел на улицу и мгновенно сориентировался на местности. Не прошло и десяти минут, как он уже подъезжал к Дому культуры, где надеялся отыскать Гречишникова. Машины заместителя мэра с меланхоличным шофером поблизости видно не было – уже хорошо.
Здание действительно оказалось старым, и пахло в нем тленом и гнилым деревом. Арсений открыл большую дверь, гулко захлопнувшуюся за ним. В мрачном холле, выложенном плиткой, никого не было. Кудесников аукнул – безрезультатно. Тогда он решил отыскать зал: по его разумению, все репетиции должны происходить на сцене.
Из обшарпанного фойе в зал вели два входа, дверь одного из них оказалась приоткрыта. У Кудесникова
