– Ах! – воскликнул тот. – Вы только посмотрите, как они едят! – Его голос источал зависть. – Как едят! А я... Я потерял вкус к жизни! Мне все наскучило, все приелось! Чувства притупились... Я забыл, что такое покушать с аппетитом! – И он зарыдал с новой силой.
Полина застыла с полным ртом и испуганно глазела на рыдающего господина. Копушкин немедленно поднялся и, подмигнув Никифорову, подсел к мужику.
– Ну что вы! – воскликнул он. – Прекратите убиваться! Все поправимо. Вы просто увидели мою методику в действии. Это, – он подбородком указал на Полину, – моя клиентка. Я занимаюсь с ней всего несколько недель, и видите, какой результат!
Господин вскинул просветлевшее лицо и заинтересованно спросил:
– Какая методика?
– М-м-м... «Жизнь, данная в ощущениях», – немедленно придумал Копушкин. – Если у вас проблемы, я могу записать вас в группу. Хотя, – он оценивающе оглядел собеседника, – вам бы я посоветовал индивидуальные занятия. – Помолчал и интимным тоном добавил: – Но это дорого.
– Боже мой! – оживился тот. – Сама судьба послала мне вас! Я уже сто лет не ходил в этот ресторан, а сегодня вдруг будто повело что-то...
Они стали горячо обсуждать свои планы. Никифоров взял обалдевшую Полину под руку и вывел на улицу, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не расплыться в улыбке.
– Что он придумал? – зашипела Полина, оказавшись на свежем воздухе. – Его в два счета разоблачат!
– Ну да! – хмыкнул Никифоров. – Копушкин занимается этим уже несколько лет. Правда, я никогда не видел, чтобы он привлекал клиентов собственным аппетитом.
– И как же он выкручивается?
– Везет клиента на природу, в лес, и делает вид, что они заблудились. После пары-тройки суток голодовки, скитаний по болотам и ночевок на земле к страдальцу возвращается первобытный аппетит. А уж как после этого он начинает ценить свою мягкую постель, горячую воду из крана, кондиционер и все остальные прелести цивилизации!
– Не могу поверить! – пробормотала Полина.
– Искусствоведам сейчас живется очень тяжело, – оправдал своего приятеля Никифоров. – Кстати, куда мы теперь поедем? Ты, кажется, решила прятаться в деревне у Бунимовичей?
Полина хотела сказать, что это не она, а они решили, но посчитала себя не вправе привередничать.
– Я не знаю... – промямлила она. – Вроде, на меня больше никто не покушается...
– Это потому, что я постоянно с тобой, – отрезал он. – Еще неизвестно, что будет, окажись ты на улице одна, без присмотра.
Полина была бы счастлива, присматривай он за ней всю оставшуюся жизнь. Однако проверять, есть ли слежка, отчаянно не хотелось.
– Вот что, – решил Никифоров. – Сейчас вернемся домой, пусть Бунимович забирает тебя оттуда. Если, конечно, тебе не надоели детские вопли.
– У твоей Маргариты он не орет, – заметила Полина. – Кстати, может, купить ему что-нибудь?
– Да что ему можно купить! – с горечью воскликнул Никифоров. – Вот годика через два я куплю ему велосипед, гантели, боксерскую грушу...
Когда они вошли в квартиру, Маргарита со Святополком на руках вышла их встретить.
– Смотри, пупочка, Андрей Андреич приехал! – засюсюкала она. Ребенок немедленно заорал.
– Он меня ненавидит, – мрачно заявил Никифоров. – Как только я появляюсь, он впадает в буйство.
– Просто вы еще не привыкли друг к другу, – печально сказала Полина, представляя, как они привыкнут, как будут жить душа в душу, а для нее в их жизни не окажется места.
Не успели эти мысли ее опечалить, как явился Бунимович.
– Почему ты в моей рубашке? – сердито спросил Никифоров, уперев руки в боки. – Когда это ты переоделся?
– Ты перегрелся, – сочувственно похлопал его по плечу Костя. – Твоя рубашка на мне бы не сошлась. Это моя собственная рубашка. Просто они похожи.
– Зачем ты купил такую же рубашку, как у меня? – привязался Никифоров. – Вдруг я тоже захочу ее надеть, и мы будем с тобой как близнецы Дякины?
– Вижу, внезапное отцовство повлияло на тебя самым отвратительным образом, – рассердился Костя. – Ты не доспал. Ты болен. Что ты прицепился ко мне? Это ты купил рубашку, как у меня, и теперь без зазрения совести ее носишь!
– Странно, – пробормотала Полина, уставившись в стену невидящим взором.
– Что – странно? – хором спросили мужчины.
– Вы со своими рубашками заставили меня вспомнить об одной вещи... В этом есть кое-что непонятное...
Никифоров хотел спросить, что ей там непонятно, но тут позвонили в дверь. Святополк немедленно завопил, и Маргарита принялась уговаривать его сладеньким голосом. Тем временем на пороге появился незнакомый господин и нервно заявил:
– Меня зовут Герард. Я приехал за своим сыном.
– Па! – завопил Святополк и всем своим толстеньким телом дернулся к Герарду, едва не очутившись на полу. Тот подхватил его на руки и мгновенно размяк.
То, что это отец и сын, стало ясно с первого взгляда – оба они были мордатые, круглоглазые, с маленькими малиновыми ртами. Святополк оказался похож на Герарда до такой степени, будто его специально с него срисовывали.
– Если вы сомневаетесь, вот мои документы, – заявил истинный папаша и протянул Никифорову паспорт. – Вы могли меня забыть. Мы виделись довольно давно.
– Отчего же? Я помню, – ехидно заметил тот. – Когда мы встречались в последний раз, вы были без брюк и бежали быстрее лани.
На лице Герарда появились две пунцовые кляксы с рваными краями.
– Святополк – мой сын! – тонким голосом повторил он.
– Если вас это успокоит, я рад.
– Меня привел сюда зов крови!
– Отчего-то ваша жена проигнорировала этот зов, – заметил Никифоров, произнеся слова «ваша жена» подчеркнуто пренебрежительным тоном.
– Она была и вашей женой тоже! – Герард немедленно отразил удар.
– Черт с вами,
– Я взял неделю отпуска. За это время найду, – успокоил его Герард. – С моим мальчиком все хорошо? Сыпи на животике не было?
– Он здоров, как кролик, – ответствовал Никифоров и велел Маргарите: – Принеси его сумку. Может, проводить вас до машины?
– Спасибочки, мы как-нибудь сами.
– Тогда я тоже пойду, – заявила экономка, когда за счастливым отцом закрылась дверь. – Посуду перемыла, ковер почистила, мусор вынесла, утка в духовке, – скороговоркой произнесла она. – В следующий раз приду во вторник. Чао!
Она убежала, и тут Никифоров расплылся в довольной улыбке.
– Господи, какое счастье! – воскликнул он. – Это был не мой ребенок!
– Я понял, – пробормотал Бунимович. – Математика и дети несовместимы.
– Ничего ты не понял! – отмахнулся тот. – Я думал, что я – безэмоциональное бревно! Что я не способен испытать родительские чувства! А оказывается, дело не во мне, а в том, что ребенок чужой!
– Поздравляю, – постным тоном сказал Костя. – Твоя экономка упомянула какую-то утку. Не угоститься ли нам перед дорожкой?
– А далеко ехать? – голос Полины внезапно ослаб, как парус, потерявший ветер.
