при этом чувствовала. Но ведь врала, врала! – Мне еще сегодня нужно будет после встречи с Государевым подъехать к бабушке Розе. Ее снова вызывали в милицию по поводу угона...
Она всегда подшучивала над девицами, которые накручивали километры беспомощной лжи, а потом ловились на пустяках. А сейчас сама превратилась в одну из них.
– Что это вдруг ты озаботилась Розиными проблемами? – удивился Болотов, который отлично знал, что у нее с бабкой и теткой столь же прохладные отношения, как и у него с сестрой.
– Она постарела, – коротко ответила Лайма. – И ей нужна моя помощь.
– Значит, тебя сегодня не ждать, – сухо подытожил он.
– Не жди, пожалуй.
– А завтра?
– А завтра посмотрим.
– Кстати, – неожиданно сказал он. – Мы до сих пор так и не назначили день свадьбы. Ты вообще-то об этом думала?
– Конечно, я думаю об этом постоянно, – успокоила его Лайма. – Мы все обсудим с тобой в ближайшие выходные.
Она спрятала телефон и хмыкнула. Болотов ревнует. Заговорил о дне свадьбы! Точно ревнует. У мужчины возникает желание удержать женщину, только если есть опасность ее потерять. В другое время он индифферентен, как удав, переваривающий кролика.
Лайма подобрала под себя ноги и принялась читать распечатки, которые дал ей Корнеев перед уходом. Неоатеисты позиционировали себя как серьезная социально-политическая сила. Их лидер, тип по фамилии Цыбучко, удивительно смахивал на обряженного в костюм поросенка – абсолютно лысый, короткошеий, с крохотными круглыми глазками и яростно вздернутым носом, похожим на розетку.
Лайма бегло прочитала его биографию, перевернула лист и уперлась взглядом в снимки цыбучкиных товарищей по партии. Их физиономии, словно специально взятые из одного с ним хлева, оказались такими же расплывшимися и неприятными. «Ничего удивительного, – подумала Лайма. – Все потому, что до руководства всякой партией люди добираются с помощью нечеловеческих усилий».
Лайма внимательно изучила основополагающие документы, которые разъясняли, зачем создана партия неоатеистов, с кем и за что она собирается бороться и к чему прийти. Все это было так утомительно, что Лайма незаметно для себя задремала. И проснулась от стука в дверь.
– Это мы, – донесся до нее знакомый густой бас.
Она так обрадовалась, что не смогла придать своему лицу подобающе серьезное выражение. Медведь с Корнеевым, сказать по правде, были рады не меньше, что застали ее и индусов в добром здравии. Медведь даже рискнул заглянуть в спальню Бондопаддхая.
– Боишься, что его вынесли через окно? – поинтересовался Корнеев, складывая вещи на журнальный столик.
– Мало ли, – туманно ответил тот.
– Может, не надо к нему входить? – испугалась Лайма. – Вдруг он спит голый?
– Ничего, я это переживу.
– Ты переживешь, а он нет, – хмыкнул Корнеев. – Впадешь в немилость, будешь сидеть в коридоре.
Медведь все-таки рискнул и проверил. Пророк спал, как младенец, вытянувшись поверх покрывала, и шевелил во сне пальцами ног – быстро-быстро, будто его щекотали.
– Сейчас выдрыхнется, потом всю ночь гулять будем, – предположил Корнеев, раскрывая на коленях плоский чемоданчик. – Хочешь посмотреть, чего мы достигли?
– Да, – обрадовалась Лайма. – И чего?
– Вот. – Он дождался, пока осветился экран, потом открыл файл и мотнул на него подбородком. – Смотри, тут изображен кинотеатр. Вокруг – жилые дома.
– А что это за пунктирные линии?
– Это траектории пуль, которые можно выпустить вот отсюда. И отсюда. И еще отсюда. Короче говоря, все подступы к этому хренову кинотеатру простреливаются со всех сторон. Если мы завтра повезем туда нашего приятеля, внутрь сможет попасть только его труп.
Лайма растерянно переводила взгляд с Корнеева на Медведя и обратно. Не было заметно, что те сильно расстроены. Зато она сама расстроилась безмерно: вот они и попали в ситуацию, когда ей как руководителю группы нужно принимать решение. Но какое?!
– У вас есть соображения? – на всякий случай спросила она очень спокойным тоном.
Таким точно тоном Лайма разговаривала с руководителем шахматного кружка, когда узнала, что он всю ночь оставался в здании Центра культуры вдвоем с молоденькой методисткой.
– Ну... Есть одно, – неохотно ответил Корнеев. – Тебе Иван расскажет, хорошо? А у меня тут... В общем...
Он склонился над своим компьютером, как над любимой девушкой, глаза его в последний раз осмысленно блеснули и почти мгновенно сделались марсианскими.
Не дожидаясь дополнительных вопросов, Медведь сказал:
– Мы подумали, что завтра вместо пророка нужно будет отвезти в кинотеатр кого-нибудь другого. Подставное лицо. Для проверки. Если подставной пророк проскочит, мы завезем туда настоящего.
Лайма некоторое время переваривала информацию, потом осторожно заметила:
– Но ведь этого другого могут убить.
– Ну да, – согласился Медведь. – Само собой. В этом-то вся трудность. Никто же не согласится участвовать в таком опасном эксперименте.
– Значит, этот вариант не годится, – заметила Лайма.
– Почему? Можно взять какого-нибудь типа... Такого – бэ-э-э! – мерзкого.
Лайма вытаращила глаза и несколько секунд смотрела на Медведя молча, потом сглотнула и сказала:
– Это плохой план.
– Но другого у нас нет.
– Может, загримировать... пророка? – подумала она вслух. – Одеть его женщиной?
– Думаю, его все равно шлепнут. Он слишком смуглый. Почему я и предлагаю – взять кого-то вместо него. Из белого сделать смуглого гораздо легче, чем наоборот. Кроме того, наш пророк безумно гордый, сразу видно. Вряд ли он согласится вырядиться бабой.
– Значит, вообще не надо везти его на встречу с верующими! – неожиданно ожил Корнеев. – Ну его к черту, пусть всю неделю в гостинице сидит.
– Я уже об этом думала, – призналась Лайма. – Не получится. Нам четко сказали – гость должен остаться доволен своим визитом. Он приехал поднимать дух своих приверженцев, а мы его к ним не пустим! На что мы тогда годимся?
– Ладно... Мы с Жекой еще помозгуем, – неопределенно сказал Медведь.
Лайма посмотрела на него с подозрением. На секунду у нее промелькнула мысль, что они с Корнеевым уже что-то придумали. Но мысль ушла и забылась, потому что ее уже теснили другие, более насущные.
– Я тоже помозгую, – пообещала она. – Попробую что-нибудь предпринять. Только для этого мне нужно будет ненадолго отлучиться.
Медведь забеспокоился. Его внимательные глаза сделались темными, как сургуч.
– Отлучиться? – переспросил он, наклонив голову. – Надолго?
– Вернусь до полуночи. Я могу на вас положиться?
– Да, но я считал, что одному из нас необходимо выспаться.
– Спите по очереди, – отрезала Лайма.
Счастье, что она работала руководителем и без труда умела напускать на себя строгий вид. Когда Лайма разгуливала по Центру культуры с такой вот, как сейчас, физиономией, к ней никто не решался подступиться. Медведь тоже стушевался и больше не стал лезть к ней с вопросами. Лайма была этому безумно рада.
Встречу с таким человеком, как Игорь Государев, не перенесешь и не отложишь. Кроме того, она и сама была заинтересована в том, чтобы увидеться с ним как можно скорее. Чем больше проходило времени со
