— Василий Кузьмич! Прелесть вы моя! Да в любое время! — сказала Нюська и выскользнула за дверь.
Ночью Сергей и Маша лежали в своей никелированной кровати и изучали ПДТ — «Правила движения транспорта». Маша держала в руке тоненькую книжечку «Правил» и спрашивала:
— Тормозной путь при скорости шестьдесят километров в час при сухом дорожном покрытии?
— Тридцать метров.
— Правильно. При мокром?
— Восемьдесят.
— Верно... А ваши действия при въезде на Т-образный перекресток при необходимости совершить левый поворот?
— Пропускаю весь транспорт, движущийся в обоих направлениях по главной дороге, и только после этого совершаю левый поворот. — И Сергей совершенно недвусмысленно обнял Машу.
— Стоп, стоп, стоп! Цурюк! — оттолкнула она его. — А знаки?
В ногах на спинке кровати висела таблица дорожных знаков. Маша высунула слегка ногу из-под одеяла, ткнула большим пальцем стопы в один знак:
— Это что обозначает?
— Ограничение габаритов по высоте до пяти метров.
Маша сверилась с книжкой, сказала тоном учительницы:
— Верно. А вот это?
Сергей тоже высунул ногу из-под одеяла, прижал своей большой ступней Машину ножку к таблице:
— Какой? Что-то я не разберу... — и снова попытался обнять Машу.
Та уже была готова ответить ему на ласку, но в это время отодвинулась занавеска, показалась сонная мордочка Вовки:
— Папа... Ну это же «Проезд всем видам транспорта запрещен», — пробормотал Вовка и тут же заснул...
На ступеньках крыльца сидела домашняя «экзаменационная комиссия» — Нюся, Маша и Вовка.
Между специально расставленными чурбаками по двору замечательно ездил на «газике» Сергей. Он лихо вписывался в крутые повороты, заезжал задом в узкие «ворота», разворачивался чуть ли не на одном месте. И все это он делал так ловко и уверенно, что вызывал бурю восхищения у своих «экзаменаторов».
Наконец он мягко остановил машину перед самым крыльцом, вылез из кабины и раскланялся.
«Комиссия» встала и зааплодировала, а Маша благодарно поцеловала Нюсю. Гордая Нюська показала Сергею большой палец и ткнула рукой в угол двора — дескать, поставь машину вон там.
Радостный Сергей сел в кабину, включил заднюю скорость и быстро поехал задом в указанном Нюськой направлении. Выворачивая руль влево, он совершенно забыл, что с правой стороны от него стояла водонапорная колонка.
Раздался страшный грохот, колонку сорвало с постамента, и в воздух ударил десятиметровый фонтан воды.
Сергей выпрыгнул из кабины, и в одно мгновение на нем не осталось ни одного сухого места.
— Вода! — неожиданно закричала Маша и бросилась к Сергею.
Она влетела в рушащийся водопад, прижалась к нему, шепча, словно в забытьи: «Вода... Вода...»
Обнявшись, они стояли в этом потоке, одежда их прилипла к телам, и вдруг, словно хлыстом по лицам, сквозь шум воды прорвалась короткая музыкальная фраза, обрывок старого довоенного танго «Ах, эти черные глаза...».
Они ошеломленно посмотрели друг на друга, в испуге перевели взгляд на хохочущих Нюську и Вовку и поняли, что ни Нюська, ни Вовка, к счастью, не слышали этой страшной мелодии... она явилась только им, и они еще теснее прижались друг к другу.
Выше дома била тугая струя воды.
— Вот это да! — радостно кричал Вовка.
В первом автобусном рейсе Сергею помогал Вовка.
Они оба были очень напряжены и даже изредка тихо переругивались. Вовка сидел рядом с водительским креслом отца и подсказывал ему:
— Ну, «Полтавская» же, папа! «Полтавская»! Тормози! Ты что, не видишь, люди стоят?.. — шипел Вовка склочным голосом.
Люди на остановках входили и выходили. Сонная кондукторша с довоенной кондукторской сумкой на животе и рулонами билетов на необъятной груди лениво собирала плату, уже в полудреме отрывала билеты и намертво засыпала до следующей остановки.
— Следующая «Александровская». Ты помнишь, папа? Ну, папа!
— Да отвяжись ты! Сам знаю.
— А чего же ты тогда улицу Жертв революции проскочил? — ядовито спрашивал Вовка.
Автобус катил по городу. В первый раз за спиной Сергея сидели пассажиры — его горожане. Он им открывал и закрывал двери автобуса, вез их по разным человеческим надобностям, и странное ощущение сопричастности к их делам, жизни, бедам и радостям горделиво наполняло его душу...
— Пап! Мы же с мамой договорились! Ты забыл? — прошептал Вовка. — Сразу после площади Победы...
— Точно! — Сергей стал сворачивать с трассы в переулок.
В салоне автобуса заволновались пассажиры:
— Эй, ты куда поехал?
— Каждый день маршрут меняют!
— Послушайте, но мне же совсем сюда не нужно!..
Проснулась кондукторша, удивленно поглядела в окно, крикнула через весь салон:
— Сереж! Что за остановка?
Вовка сжался, снизу заглянул Сергею в лицо.
— Горбольница, — громко ответил Сергей. — Остановка по требованию.
— И правильно! Давно нужно было здесь остановку сделать! — сказала какая-то тетка с кошелками и стала протискиваться к выходу.
Сергей остановил автобус напротив больницы, выпустил тетку и коротко гуднул.
Из дверей приемного покоя выскочила Маша в белом халате, сорвала с себя шапочку и стала махать ею у себя над головой.
Автобус еще раз гуднул и поехал дальше, возвращаясь на официальную трассу. Пассажиры успокоились и стали обсуждать достоинства изменения маршрута...
— Пап, а что такое «остановка по требованию»? — спросил Вовка.
— Ну, это когда кому-нибудь очень-очень нужно остановиться и он требует...
— А кто требовал? — удивился Вовка и оглянулся на пассажиров.
— Ну, ты нахал! — поразился Сергей. — Ты же требовал, я и остановился.
Вовка захихикал, зажимая рот ладошками...
Нюськиному лейтенанту милиции было лет тридцать пять. На синем милицейском кителе — коротенькая планочка фронтовых наград. Звали его Гришей.
Они стояли с Сергеем во дворе. Покуривали, ждали Машу и Нюську.
— Очухался после того случая в порту? — спросил Гриша.
— Зажило как на собаке. А с теми что?
— Сидят. Куда они денутся? Лихо ты там одного уделал...
— Ну, и они мне накидали будь здоров.
— Тоже верно. Запросто пришить могли. Такая публика...
Из кухонного окна в первом этаже высунулась расфуфыренная Нюська. Грозно, по-хозяйски спросила Григория:
— Билеты взял?
— Вот. На всех. — Он показал ей четыре билета.
Нюська нырнула обратно в кухню, тихо смеясь, сказала Маше:
