коту под хвост. В управлении полиции его звонок скорее всего сочли за неудачную шутку.
Приехав домой, Хатч припарковал машину прямо на подъездной аллее, боясь шумом отворяемых дверей гаража разбудить Регину. Когда вылезал из машины, голову пронзила такая острая боль, словно в нее воткнули иглу. С минуту он стоял, напряженно всматриваясь в тени за домом, в кустах, под деревьями. Никого.
Когда вошел на кухню, Линдзи наливала ему кофе.
Хатч взял чашку, с благодарностью отхлебнул горячий напиток. И похолодел. Так холодно ему не было даже тогда, когда он стоял в полубудке на пронизывающем ветру.
– Как думаешь? – озабоченно спросила она. – Твой звонок возымеет эффект?
– Точно такой же, как если бы я поссал против ветра, – буркнул Хатч.
Вассаго все еще ездил на жемчужно-серой 'хонде', принадлежавшей Ренате Десье, женщине, на которую он напал в темной аллее около автостоянки в субботу вечером и которую позже присовокупил к своей коллекции. Это была отличная машина, особенно хороша на таких извилистых дорогах, как в каньоне, когда он ехал от дома Хоунелла по направлению к более населенным районам Оранского округа.
Не успел он миновать один из особенно крутых поворотов, как мимо него пронеслась патрульная машина полицейского управления и быстро покатила туда, откуда ехал он. Ее сирена не была включена, но сигнальные огни окрашивали в красные и синие цвета мчавшиеся ей навстречу глинистые склоны и нависавшие над дорогой скрюченные ветви деревьев.
Теперь ему приходилось одновременно следить и за петляющей впереди дорогой, и за удаляющимися в зеркале заднего обзора огнями патрульной машины, пока она не въехала в очередной поворот и не исчезла из виду. Он был уверен, что полицейские спешили к Хоунеллу. Видимо, бесконечные телефонные звонки, прервавшие на время допрос писателя, но оставшиеся безответными, всполошили полицию, но как и почему это случилось, он понятия не имел.
Вассаго не прибавил скорости. На выезде из каньона Сильверадо он свернул на юг и, выехав на дорогу, ведущую в каньон Сантьяго, поехал не превышая скорости, как всякий уважающий законы примерный гражданин.
8
В темноте, лежа в постели, Хатч чувствовал, как вокруг него рушится мироздание. И остается только тленный прах.
Ведь стоит лишь протянуть руку, и он обретет счастье с Линдзи и Региной. Или это ему только кажется? И ему никогда не дотянуться до них?
Он жаждал прозрения, которое прольет свет на происходящие с ним сверхъестественные события. До тех пор пока он не поймет сущность зла, ворвавшегося в его жизнь, он не сможет с ним бороться.
В голове вертелись слова Нейберна:
Хатчу казалось, что ноздри ему щекочет характерный запах дыма от опаленных страниц 'Артс Америкэн'. Журнал он спрятал внизу, в 'логове', заперев его на ключ в письменном столе, а ключ присовокупил к связке других ключей, которые всегда носил с собой.
Раньше он никогда ничего не закрывал на ключ в ящике письменного стола. Он и сам не знал, что тогда заставило его сделать это. 'Скрываю важную улику от правосудия', – пытался шутить сам с собой Хатч. Но что, собственно, доказывает эта улика? Обожженные страницы журнала никому ничего интересного сказать не могли.
Нет. Не совсем так. Существование журнала доказывает ему самому, что он не просто галлюцинирует и воображает себе все, что с ним происходит. То, что он запер на ключ ради собственного спокойствия, было весьма веским доказательством. Доказательством того, что он не психопат, а нормальный человек.
Рядом с ним лежала Линдзи и тоже не спала, то ли оттого, что не могла заснуть, то ли оттого, что не хотела. Наконец она не выдержала:
– А что, если этот убийца…
Хатч затаился и ждал. Ему не надо было просить ее закончить свою мысль, он и так знал, что она скажет. Спустя несколько мгновений Линдзи произнесла именно то, что он и ожидал услышать:
– А что, если этот убийца ощущает тебя так же, как и ты его? А что, если он нагрянет сюда, чтобы расправиться с тобой… с нами… с Региной?
– Завтра же предпримем меры предосторожности.
– Какие, например?
– Прежде всего обзаведемся оружием.
– А что, если нам угрожает нечто, с чем одним нам не справиться?
– У нас нет иного выбора.
– Мы могли бы обратиться в полицию, чтобы нам выделили охрану.
– У меня такое чувство, что особой охраны для психа, который утверждает, что каким-то сверхъестественным телепатическим образом связан с другим психом, но уже убийцей, они не выделят.
Ветер, гонявший сухие лавровые листья по автостоянке вблизи торгового центра, теперь нашел плохо закрепленную решетку для сброса дождевой воды и стал играть ею. Металл мягко скребся о металл.
Думая о своем, Хатч неожиданно спросил:
– Должен же был я куда-нибудь попасть после смерти, а?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну там в Чистилище, Рай или в Ад – или куда там еще попадает католик после смерти, если истинно то, чему нас учат верить умозрительно.
– Но… ты же сам говорил, что не испытывал ничего, что свидетельствовало бы о близкой смерти.
– Нет, этого я не говорил. Просто я ничего не помню из того, что произошло со мной… по ту сторону. Но это вовсе не значит, что я там не был.
– Что ты пытаешься доказать?
– Может быть, этот убийца – вовсе и не человек.
– Как это?
– Может быть, я по пути оттуда прихватил что-нибудь.
– Прихватил что-нибудь?
– Ну да, оттуда, где побывал после смерти.
– Но что именно?
У темноты есть свои преимущества. Незримо присутствующее в нас первобытное начало обретает голос и позволяет говорить о вещах, которые при полном освещении могут показаться по меньшей мере нелепыми.
– Какой-нибудь злой дух. Непонятное бытие, – ответил Хатч.
Она промолчала.
– Мой краткосрочный переход от жизни к смерти и обратно мог приоткрыть какую-нибудь щелку, – продолжал размышлять он, – и выпустить его наружу.
– Но что именно? – повторила она свой вопрос, прозвучавший на этот раз скорее как утверждение. Он понял, что оба они думают об одном и том же, но ей ужасно не хочется, чтобы это в действительности было так.
– И это нечто теперь гуляет по земле на свободе. Отсюда и странная связь между нами, и вот почему оно убивает людей, на которых я злюсь.
После небольшой паузы она продолжила его мысль:
– Видимо, то, что ты прихватил оттуда, представляет из себя зло в чистом виде. Значит, ты фактически утверждаешь, что, когда умер, попал в Ад, а этот убийца вырвался оттуда на твоих закорках?
– Очень может быть. Я ведь не святой, чего бы ты обо мне ни думала. Во всяком случае, смерть Купера – точно моих рук дело.
– Это произошло после твоей смерти и воскрешения. Здесь твоей вины нет.
– Но ведь именно моя злость сделала его жертвой, моя злость…
– Ни хрена подобного, – резко оборвала его Линдзи. – Ты самый лучший из людей, которых я знаю. И
