предсказания дедушки Джозефа.
Я стоял, пригвождённый к земле, словно одна из сосен. Какие-то мгновения казалось, что Джимми Ток, человек действия, способен только на одно: подпустить в штаны отходы биологической жизнедеятельности.
Потом я побежал, и мчась на юг поперёк склона, я сожалел о том, что деревья растут на столь большом расстоянии друг от друга. Я кружил среди огромных стволов, используя их и качестве прикрытия, а позади вновь раздалась длиннющая очередь, и мне вслед злыми осами полетели пули, каждая из которых могла вонзиться-мне в спину или затылок.
Я слышал глухие удары (при попадании пули в ствол), звонкие (рикошет от скалы), что-то с жужжанием пронеслось рядом с моим левым ухом, и я точно знал — это не шмель.
Наверное, он поступил опрометчиво, стреляя столь длинными очередями. Даже в удлинённом рожке-магазине запас патронов конечен, а стрелок расходовал ею очень уж быстро.
Если бы он опустошил рожок, не попав в меня, ему пришлось бы отвлекаться на то, чтобы поставить новый рожок. Если я в это время продолжал бы двигаться, он бы потерял мой след в темноте.
Потеряв мой след, он мог прямиком направиться к «Эксплореру» и убить Лорри.
Эта мысль подставила мне подножку. Я упал и больно ударился плечом, ткнулся лицом в снег и сосноные иголки.
Покатился, не по желанию — по инерции, ударяясь коленями и локтями о камни, выступающие корни, мёрзлую землю.
Катясь по земле, я, разумеется, оставался невидимым для стрелка, но после нескольких оборотов понял, что при сильном ударе о дерево могу свернуть себе шею.
Среди сосен изредка попадались кусты. И встреча с одним из них могла запросто стоить мне глаза: лишённые листвы, жёсткие ветки торчали во все стороны, любой куст напоминал ощетинившегося ежа. То есть возникла ситуация, когда мне, похоже, предстояло превратиться в падающий на землю сейф. Поэтому я принялся хвататься за все подряд: сухую траву, торчащие из земли камни, случайные молодые деревца — за всё, что могло меня остановить, хотя бы замедлить моё продвижение. В конце концов я оказался на четвереньках. Поднялся. Отбежал на какое-то расстояние и остановился, гадая, а стоит ли бежать дальше.
Потеряв ориентировку, оглядел лес, увидел всё то же черно-белое лоскутное одеяло, попытался успокоить дыхание. Я не знал, как далеко откатился и отбежал, но, похоже, достаточно далеко, чтобы уйти от преследования.
Я не видел его, следовательно, он не мог видеть меня.
Но в этом я как раз ошибся. Услышал, как он бежит ко мне.
Не оглянувшись, я вновь поспешил на юг, поперёк склона, петляя между деревьями, постоянно спотыкаясь, поскальзываясь, но всё-таки оставаясь на ногах, пусть меня и шатало из стороны в сторону и бросало взад-вперёд.
Поскольку в меня он больше не стрелял, я предположил, что у него то ли закончились патроны, то ли ом не успел перезарядить винтовку. А если он не мог меня пристрелить, может, следовало развернуться и напасть на него. Он наверняка не ожидал от меня такой смелости.
Внезапно я попал на участок земли, полностью лишённый снега, зато заваленный камнями. Каждый шаг грозил обернуться подвёрнутой ногой, но в голове сверкнула дельная мысль. Я намеревался ввязаться в рукопашный бой, а у стрелка мог быть нож. Мне тоже следовало вооружиться, и под ногами лежали подходящие камни.
Я остановился, наклонился и сразу же нашёл булыжник размером с маленький грейпфрут. Но едва мои пальцы схватили его, длинная очередь порушила мой план.
Когда пули засвистели в каких-то дюймах надо мной, я оставил булыжник на месте, на четвереньках добрался до двух деревьев, повернул налево, распрямился и, дав деру, слетел с края обрыва.
Глава 32
Обрыв — это, конечно, громко сказано, но именно такое ощущение возникло у меня, когда правая нога шагнула в воздух, а потом не нашла опоры и левая.
Падая, я закричал от ужаса, пролетел примерно пятнадцать футов и приземлился на что-то колючее, но мягкое. При падении услышал шум бегущей воды, увидел её поток с шапкой фосфоресцирующей пены и понял, где нахожусь. Заодно мне вдруг стало ясно, что я должен делать.
Следующая очередь раздалась в тот самый момент, когда я ступил в пустоту, и стрелок, если слышал мой крик, наверняка подумал, что я ранен. Чтобы убедить его в этом, я вскрикнул ещё раз, слабее, показывая тем самым, что жизнь из меня уходит.
Тут же вскочил и, держась ближе к отвесной стене, прошёл футов десять вверх по течению.
Голдмайн-ран, побольше ручья, но поменьше реки, берет начало в вулканическом озере, куда из глубин земли поступает горячая вода. Озеро это находится в горах на востоке. Через Голдмайн-ран переброшен мост, по которому проходит Хоксбилл-роуд. К западу от шоссе вода в Голдмайн-ран уже не горячая, даже не тёплая, но скорость течения достаточно велика, и поток не покрывается льдом и в самые суровые зимы. Тонкая корочка льда появляется разве что в заводях, на поворотах русла.
Если человек, подстреленный из винтовки, падал в Голдмайн-ран, быстрое течение тут же подхватывало его и уносило в долину, по пути колошматя о торчащие из воды валуны.
Берега не сбегали к воде, а резко обрывались. От дальнейшего разрушения их удерживали переплетённые корни деревьев.
В десяти футах от того места, где я свалился с обрыва, я спрятался в естественной нише, стоя по колено в опавшей листве и иголках. И приземлился я на кучу тех же иголок, перемешанных с листвой. Теперь же прижался спиной к земляной стене, в полной уверенности, что сверху увидеть меня невозможно.
Даже в такую холодную ночь от листвы и иголок поднимался запах гниения, который наверняка усиливался весной и особенно летом.
Внезапно мне так захотелось оказаться на своей кухне, где царили ароматы выпечки.
Я не старался затаить дыхание. Плеск воды заглушал эти звуки.
Едва я успел укрыться в нише, вниз, в футе от моего лица, посыпались камешки, комочки земли, сосновые иголки. Должно быть, стрелок сбросил их ногами, подойдя к самому краю обрыва.
Я надеялся, что он увидит, какое тут сильное течение, и предположит, что я, раненный, свалился в Голдмайн-ран и меня унесло дальше, где мне оставалось только ослабеть от кровопотери и утонуть или, выбравшись из воды, умереть от переохлаждения.
А вот если бы он спустился вниз, чтобы исследовать берег, я бы оказался у него на виду, совсем как декоративная вишенка, украшающая шоколадный торт.
Я сомневался, что он спустится к воде. Стоя наверху, он не мог предположить, что под ним находится ниша, такая большая и глубокая, что в ней мог укрыться человек.
Откровенно говоря, я думал, что сейчас он достанет фонарь и пробежится лучом по берегу и воде, но секунды шли, а вокруг по-прежнему царила темнота. Даже из ниши, глядя на бегущую воду, я различал выступающие из неё камни, которые по форме напоминали раненого человека или труп. И мне казалось, что стрелок, который поставил целью разделаться со мной, захотел бы узнать наверняка, убита его жертва или только ранена.
Я потерял ощущение времени. Оно и понятно, ужас нарушает работу внутренних часов. Я не отсчитывал секунды, но чувствовал, что простоял в нише минуту, а то и больше.
Нетерпение нарастало. Может, меня не стоило считать человеком действия, но и стоять без дела я не привык.
Если бы я вышел из укрытия слишком рано и обнаружил, что он по-прежнему стоит на обрыве, то получил бы пулю в лицо.
С другой стороны, если бы я оставался в нише слишком долго, дал бы стрелку слишком большую
