– Правда? Ты можешь заверить меня, что среди Новой расы нет ренегата? Нет… вероотступника?
– Нет, сэр, в этом я заверить вас не могу. Но если такой и есть, он не выказывает внешних признаков психологического кризиса.
– Но он выказал, – холодно возразил Виктор.
– Сэр?
– Если ты включишь радио или утром посмотришь выпуск новостей по любому телеканалу, то узнаешь много интересного о нашем детективе Харкере, сотруднике отдела расследования убийств.
Отец Дюшен нервно облизал губы, сладкие от сахарной корочки орешков.
– Я понимаю. Он служил в полиции, не так ли? Вы… вы чувствуете, что я вас подвел?
– Нет, Патрик. Он – парень умный.
– В своих поисках… я старался ничего не упустить.
– Я уверен, ты сделал все, что мог.
«
Вместо этого, поскольку его создатель молчал, задал другой вопрос: «Вы хотите, чтобы я сделал что- нибудь еще?»
– На данный момент нет, – ответил Виктор. – Может быть, позже.
Отец Дюшен слизал с губ весь сахар, и в пересох-шем рту появился кислый привкус.
В поисках слов, которые могли бы восстановить в глазах создателя его подмоченную репутацию, он неожиданно для себя услышал свой голос:
– Да пребудет с вами Господь, – а поскольку ему ответило молчание, добавил: – Шутка, сэр.
– Неужто? – переспросил Виктор. – Как забавно.
– Вроде той, что вы сказали мне в церкви.
– Я помню. Спокойной ночи, Патрик.
– Спокойной ночи, сэр.
Священник положил трубку. Взял с блюда, стоявшего на разделочном столике, несколько жареных орешков в сахарной корочке, но рука его так сильно дрожала, что он выронил их, не успев донести до рта. Наклонился над столиком, вновь взял орешки, на этот раз отправил по назначению.
– Если тебе понадобится убежище, Патрик, к кому ты обратишься? – спросил Джонатан Харкер. Он сидел за кухонным столом. Перед ним стояли стакан для воды и бутылка вина.
Отец Дюшен ему не ответил. Его мысли занимало другое.
– Я ослушался его приказа. Я ему солгал. Как такое возможно?
– Возможно, такое невозможно, – ответил Харкер. – Во всяком случае, без чудовищных последствий.
– Нет, я думаю, все-таки возможно… мою программу переписали.
– Да? И как ее можно переписать, если ты более не в резервуаре сотворения и не подключен к информационному банку?
Отец Дюшен взглянул на потолок, на Небеса.
– Это же несерьезно. – Харкер глотнул церковного вина.
– Вера может изменить человека, – упорствовал отец Дюшен.
– Прежде всего, ты не человек. В том смысле, что не творение Божье. Настоящий священник назвал бы тебя ходячим богохульством.
И он говорил правду. Отец Дюшен ничего не мог противопоставить этому обвинению.
– А кроме того, – продолжил Харкер, – на самом-то деле нет у тебя никакой веры.
– В последнее время я начал… спрашивать себя, а может, и есть.
– Я – убийца, – напомнил ему Харкер. – Убил двоих из их числа и одного нашего. Бог одобрит твое решение предоставить мне убежище? Или в этом его мнение совпадет с мнением Виктора?
Харкер облек в слова ключевой момент моральной дилеммы отца Дюшена. Ответа у него опять не нашлось. Вот он и отправил в рот еще несколько орешков в сахарной корочке.
Глава 79
Эксперт снял заднюю стенку стенного шкафа, и за ней глазам детективов открылась лестница со старыми, деревянными, скрипящими ступеньками.
– В свое время на первом этаже был магазин, а трех верхних – офисы, – объяснял молодой эксперт, поднимаясь по лестнице первым. – А чердак использовался как склад для арендаторов. Когда здание реконструировали, приспособив его под квартиры, чердак забили. Харкер каким-то образом узнал о его существовании. И превратил в свою кунсткамеру.
С балки свисали две лампочки, заливавшие чердак тусклым желтым светом.
От лампочки к лампочке перелетали большие серые мотыльки. Их тени метались по половицам, дощатым стенам, стропилам.
Из мебели они увидели только стул и складной стол, который служил и рабочим, и письменным. Книги лежали как на столе, так и на полу.
На огромном самодельном экране, подсвеченном сзади, который занимал две трети северной стены, висели десятки рентгеновских снимков: лыбящиеся черепа, груди, тазовые части, позвоночники, конечности…
– Я думал, что, выйдя через заднюю стенку гардероба, мы попадем в волшебную страну Нарнию, – заметил Майкл, глядя на всю эту жуть. – Но, должно быть, свернули не туда.
В северо-западном углу стояло трехстворчатое зеркало в золоченой раме. На полу перед ним лежал белый коврик, какие стелют в ванной.
Под порхающими мотыльками Карсон прошла в другой конец чердака, где на южной стене поджидала еще одна выставка.
На ней Харкер устроил коллаж из изображений святых: Христос на кресте, Христос, открывающий свое святое сердце, Дева Мария, Будда, Ахурамазда, богини Кали и Парвати, боги Вишну и Варуна, Королева небес Куань Инь, она же богиня сострадания, египетские боги Анубис, Гор, Амен-Ра.
– И что все это означает? – недоумевая, спросил Фрай.
– Он искал, – ответила Карсон.
– Искал что?
– Смысл. Цель. Надежду.
– Зачем? – удивился Фрай. – У него же была работа, а что еще нужно человеку, если пенсия ему гарантирована?
Глава 80
Рэндол Шестой стоит на пороге следующей комнаты так долго, в таком напряжении, что у него начинают болеть ноги.
Быстрая утомляемость – не для Новой расы. Рэндол Шестой впервые сталкивается с мышечными судорогами. Ноги горят огнем, и наконец он пользуется своей способностью блокировать боль силой воли.
Часов у него нет. Никогда прежде они ему не требовались. Он прикидывает, что простоял на одном месте, не в силах сдвинуться как минимум три часа.
Простоял, потому что ничего не может с собой поделать. Таким уж его создали. Таков его удел.
И хотя он избавился от физической боли, ментальная никуда не делась. Он презирает себя за собственную неполноценность.
По крайней мере, он перестал плакать. Давным-давно.
Постепенно недовольство собой перерастает в черную злобу. Злится он, понятное дело, на Арни О’Коннора. Если бы не Арни, он не попал бы в столь бедственное положение.
Если ему все-таки удастся добраться до Арни, тот поделится с ним секретом счастья. А потом он заставит Арни дорого заплатить за страдания, которые испытал по вине этого мальчишки.
Рэндол переполнен тревогой. Оба его сердца колотятся часто-часто, пот льет градом, перед глазами то и дело плывут красные точки.
Он боится, что Отец узнает о его побеге и прикажет разыскать его. А может, Отец этой ночью раньше закончит работу и по пути домой наткнется на Рэндола, застывшего в аутичной нерешительности.
