Женщина рассмеялась. Мелодичным голоском, напоминающим пение птиц.
— Чарли, дорогой, Господь всегда с нами. Давай.
— Не знаю, стоит ли.
— Иисус тоже пил, Чарли.
Они чокнулись, а я, после короткого колебания, толкнул дверь и вошел в кабинет.
Преподобный Моран стоял у стола, в чинос, светло-коричневой водолазке и пиджаке спортивного покроя.
Он перевел взгляд со стакана на меня, и его глаза широко раскрылись.
— Тодд.
— Я пришел не для того, чтобы причинить вам вред, — заверил я его.
Рядом с ним стояла симпатичная женщина, правда, с прической, какие были в моде двадцатью годами раньше.
— Миссис Моран? — спросил я, а когда она кивнула, добавил: — Не бойтесь.
К моему изумлению, преподобный Моран выхватил пистолет из-под пиджака и, к еще большему моему изумлению, застрелил жену.
Тут же направил пистолет на меня.
— Первый раз наливала она. И предложила, что наливать по второй должен я.
Я посмотрел на этикетку «Лорд Калверт».[45]
— И пока я наливал виски, она выхватила бы пистолет из-под блейзера и убила меня.
— Но… Она? Вы? Ваша жена?
— Восемнадцать лет. Вот почему я вижу ее насквозь.
— Мертвая. Посмотрите. Мертвая. Почему?
— Поскольку все лопнуло, денег для двоих не хватало.
— Но… Вы? Церковь? Иисус?
— Мне будет недоставать церкви. И паствы.
— Бомбы? Вы? Участвовали в этом?
Чиф Хосс Шэкетт объявил о своем присутствии и излечил меня от бессвязной речи, ударив широкой ладонью по затылку, да так, что я упал рядом с мертвой женщиной.
Когда я перекатился на спину и посмотрел вверх, чиф нависал надо мной, как гора, с розовым носом- кабачком.
— Ты знал, что он в этом участвовал, говнюк. Потому-то первым делом пришел к нему, все разнюхивая.
Вечером я добрался до церкви с собакой, сквозь необычно густой туман, который был больше чем туманом и казался мне предвестником тотального уничтожения.
И действительно, если мои странствия вслепую с золотистым ретривером следовало рассматривать как предзнаменование, тогда получалось, что я таки нашел место, где мог узнать правду.
Шэкетт нацелил на меня пистолет.
— Никаких фортелей.
— Само собой, — ответил я, глядя на него снизу вверх. В ушах еще звенело.
— Убей его, — подал голос Моран.
— Никакой летающей мебели, — предупредил меня Шэкетт.
— Никакой, сэр, разумеется, никакой.
— Если что-то начнет двигаться, я разнесу твое лицо.
— Лицо. Разнесете. Я вас слышу.
— Убей его, — повторил священник.
— В прошлый раз ты меня провел, — чиф не отреагировал на просьбу Морана.
— Сожалею об этом, сэр.
— Заткнись.
— Да, сэр.
— Видишь мой пистолет, говнюк?
— Он нацелен мне в лицо, сэр.
— И будет нацелен.
— Я понимаю.
— Сколько времени требуется, чтобы нажать на спусковой крючок?
— Доля секунды, сэр.
— Видишь этот стул?
— Да, сэр.
— Если он шевельнется?
— Лицо. Разнесете.
— Видишь этот настольный письменный прибор?
— Я его вижу, сэр.
— Если он шевельнется?
— Прощай, лицо.
— Убей мерзавца! — молил Моран. Священник по-прежнему держал пистолет в руке.
И его рука подергивалась.
Он сам хотел меня убить.
— Встань, — приказал Шэкетт. — Нам надо поговорить.
Я повиновался, а Моран запротестовал:
— Никаких разговоров.
— Возьми себя в руки, — бросил ему Шэкетт.
— Просто убей его, и уходим.
— Мне нужны ответы.
— Он тебе ничего не скажет.
— Я могу, — заверил я их. — Я скажу. С удовольствием.
— Береговая гвардия сообщила, что буксир врезался в берег.
— Да, сэр.
— Я с тобой не говорю, говнюк.
— Простите, сэр.
— Где врезался? — спросил преподобный Моран.
— В бухте на выходе каньона Гекаты.
— Так, может, мы…
— Нет. Береговая гвардия уже на буксире.
— Убей его! — ярости в голосе Морана добавилось.
— Когда придет время.
— Оно пришло.
— Еще не время, — отрезал Шэкетт.
— Не время, — согласился я.
— Хосс, все кончено, — вырвалось у священника. Рука с пистолетом тряслась, как пятидесятник в момент нисхождения Святого Духа.
— Ты действительно знаешь, что все кончено.
— Да, действительно знаю.
— Мы должны сматываться.
— У нас есть немного времени, — возразил Шэкетт.
— Я хочу уйти сейчас.
— Не можешь подождать пять минут?
— Я хочу уйти сейчас.
