— Тебя никогда не называли Мейбл Фигги! — и она зашлась хохотом.
Крисси обрадованно захихикала.
— Заткнись, Ангора, — отрезал Руперт. — Будем слушать послание Белле.
Все положили пальцы на стакан. Он медленно завертелся:
— Проваливай, — было сказано, а потом, ускорив движение, стакан добавил: — Двуличная вымогательница.
Наступила долгая пауза. Белла закричала:
— Кто-то двигает этот стакан!
— Дорогая, — попытался успокоить ее Руперт, — это всего лишь игра.
— А ты бы заткнулся! — Белла вскочила и неловко схватила свою сумочку, лежавшую на краю стола: все вещи посыпались на пол, а зеркальце разбилось. — Я надеюсь, это принесет вам всем семьсот лет неудач! — прокричав это, она вхлипнула и убежала наверх. Там, запершись в своей спальне, она лежала на постели и плакала так громко, что было слышно внизу.
Немного погодя пришел Руперт и начал стучать в дверь, Белле пришлось его впустить.
— Ты слишком остро все воспринимаешь, — уверял он ее, — они просто над тобой подтрунивали.
— Это больше похоже на метание дротиков в обезумевшего быка.
Он начал ее целовать, после чего последовала неизбежная ссора, потому что он хотел заняться с ней любовью. И вдруг она уступила.
— Ну ладно, давай, если тебе надо. Мне все равно, — вяло проговорила Белла.
Руперт пристально посмотрел на нее.
— Спасибо, — холодно сказал он, — только я никогда не принимал подачек, — и вышел, хлопнув дверью.
Когда она наконец заснула, уже начинало светать, а когда проснулась с раскалывающейся головой и слипающимися глазами, уже совсем рассвело.
Она встала и в поисках аспирина пошла по коридору в ванную, которой пользовалась на двоих с Ангорой.
Таблеток в шкафчике не оказалось — только соли для ванной и одеколон. Она встала на весы. Господи, вес прибавился. Надо кончать с этой едой.
Она сошла с весов и установила стрелку на трех килограммах вместо нуля. Пусть Ангора со своей знаменитой диетой тоже немного подтянется.
На обратном пути она задержалась у двери спальни Ангоры. Дверь была приоткрыта. Она заглянула в просвет и вдохнула тяжелый запах французских сигарет, лака для ногтей и дорогих духов. А потом впилась ногтями себе в ладони, когда увидела, что в кровати никого нет. Ангора сейчас, наверное, со Стивом. До этого Белла еще питала слабую надежду на то, что он ухаживает за Ангорой только ради того, чтобы побудить ее порвать с Рупертом.
А теперь она представила себе, как его загорелые руки ласкают тело Ангоры, ее разметавшиеся по подушке черные волосы, ее страстные вздохи, ее запрокидывающуюся, как у жертвы менингита, голову в тот момент, когда Стив доводит ее до пика наслаждения, что, как это давно было известно Белле, он делать умеет.
Некоторое время она сидела на кровати и потихоньку хныкала. Становилось нестерпимо жарко. Белла встала, открыла окно и вышла на балкон.
Поля побелели от росы, над озером в низине завис густой туман. По высоким аркам вились белые и красные розы. На травяном теннисном корте птицы охотились за червяками. Где-то в отдалении пыхтел поезд.
Красота увиденного лишь усилила ее отчаяние. Легкий бриз ласкал ее голые ноги и поднимал с плеч волосы.
Тут она услышала скрип колес и, перегнувшись через балконную решетку, увидела подъехавший к дому зеленый «мерседес». Из него вышел Ласло. На нем была рубашка в красную и белую полоску и темно-серые брюки. Пиджак и галстук он нес на руке.
Белла отступила в комнату и через щель в жалюзи стала наблюдать, как он зевает и потягивается, вдыхая утренний воздух, а потом, присвистнув, направляется по мокрой от росы лужайке к конюшне.
Бела услышала, как тихо затворилась дверь, и увидела Ангору в белом шелковом платье, последовавшую за Ласло. Она окликнула его, он обернулся и улыбнувшись, пошел ей навстречу.
Ангора как будто подрагивала от нетерпения, словно ожидая, что он обнимет ее. Они о чем-то тихо говорили, и Белла, стараясь их расслышать, едва не свалилась с балкона. Потом Ласло отвел со лба Ангоры прядь волос и погладил ее за ухом. Теперь она, казалось, что-то ему возражала. Он похлопал ее по щеке и кивнул в сторону дома. Она с неохотой побежала обратно по траве к дому и скрылась за дверью.
Белла приоткрыла дверь своей комнаты и выгнулась. Ангора к себе не вернулась. В чью спальню она пошла — Стива или Ласло?
Глава десятая
Из тумана поднимался красивый сияющий день. Белла лежала рядом с бассейном, стараясь выучить роль. В парке утреннее солнце скользило лучами по бледно-зеленым кронам вязов, за озером коровы с довольным видом пощипывали сочную траву. На лужайке резвились две рыжие охотничьи собаки Ласло.
Более безмятежной картины невозможно было себе представить, но Беллу мучил страх. Стараясь избежать встречи с Рупертом, она рано встала и отправилась в местный магазин купить себе аспирина. Она знала, что стоило только заикнуться об этом прислуге, и аспирин тут же появился бы, но ей нужен был повод, чтобы уйти из дома.
Как раз в тот момент, когда она уходила, с одного из балконов упало разбитое оконное стекло, пролетев от нее в нескольких сантиметрах.
Конечно, садовник рассыпался в извинениях.
Но позже, когда она прогуливалась по узким сельским дорогам, мимо нее дважды пронеслась большая синяя машина, причем так близко, что переехала бы ее, не отскочи она к обочине.
За этим стоит Ласло, подумала она. Он был способен избавиться от Мигеля Родригеса из-за того, что тот оказался на его пути. Почему не поступить таким образом и со мной?
Она пыталась сосредоточиться на изучении текста своей роли в «Чайке». Маша, простая, стареющая дева, в которую влюблен школьный учитель, а сама она безнадежно влюблена в сына хозяйки. Каждая строка, которую читала Белла, напоминала ей о ее собственном положении:
«Это траур по моей жизни. Я несчастна… Дело не в деньгах. И бедняк может быть счастлив… Пустяки. Ваша любовь трогает меня, но я не могу отвечать взаимностью… Помогите же мне. Помогите, а то я сделаю глупость, я насмеюсь над своей жизнью, испорчу ее… Не могу дольше… Я страдаю. Никто, никто не знает моих страданий! Я люблю Константина».
Она могла бы поговорить о своем положении с Рупертом и Стивом. «Я насмеюсь над своей жизнью, испорчу ее», — повторяла она.
На книгу упала чья-то тень. Она резко вздрогнула и увидела Стива.
Впервые после того вечера в театре они были наедине. Даже при ярком солнце кожа его была бронзового цвета.
На нем были бирюзовые плавки, глаза закрывали темные очки, и она не могла разглядеть их выражения.
Как всегда, она почувствовала, как внутри ее что-то тает от желания.
— Привет, незнакомка, — тихо сказал он, — с тобой можно поговорить?
И сел рядом с ней.
— Не знаю, в какую игру ты играешь, — выпалила она.
— О какой игре ты говоришь, моя радость?
— Сначала ты убеждаешь меня порвать с Рупертом, потому что ты от меня без ума, а потом меня же не замечаешь. Посылаешь куда подальше. Рассказываешь другим, какое у меня настоящее имя. Нарочно шушукаешься с Ангорой, чтобы обидеть меня.
— Я с ней не только шушукался, — сказа Стив, взяв у нее из пачки сигарету.
— Ты ее любишь?