«Слово о полку Игореве» мы верим, что «тогда при Олеге Гориславиче засевалась и росла усобицами, погибала отчина Даждьбожьего внука, в крамолах княжих век человечий сокращался. Тогда по Русской земле редко пахари покрикивали, но часто вороны граяли, трупы себе деля, а галки свою речь говорили, лететь собираясь на поживу». И вот мы уже по примеру поэта не называем князя по настоящему имени его отца, Святослава Ярославича, а зовем его «Гориславичем», как бы считая, что Олег прославился тем горем, которое он принес родной земле. Мы готовы полагать его главным виновником междоусобных войн и распада единого Русского государства. Есть, конечно, основания считать, что не Олегу принадлежат лавры созидателя централизованного государства, но сложившаяся в массовом сознании да и в исторической науке негативная оценка князя во многом несправедлива.
Объективный анализ показывает, что лишь раз в своей бурной жизни он вооруженным путем посягнул на владения другого князя, пытаясь присоединить их к своим землям. Но даже в этом единственном случае были серьезные причины для таких действий. До этого Изяслав Владимирович, правивший Ростовом и Суздалем, захватил Муром, принадлежавший Олегу. «Олег же надеялся на правду свою, ? пишет летописец, ? ибо прав был в этом, и пошел к городу с воинами». Выбив из родного города захватчика, он развил свой военный успех, направившись с войском на его ростовские, белозерские и суздальские земли. Вышло все, как сказано в Евангелии от Матфея, гл. 26, ст. 52: «...Ибо все, взявшие меч, от меча и погибнут».
Явно или неявно Олега в его жизни и действиях часто противопоставляют его более уважаемому и удачливому двоюродному брату, Владимиру Мономаху.
Спору нет, Владимир Всеволодович совершенно справедливо почитаем как мудрый государственный деятель, удержавший в трудные времена средневековую Русь на высоте ее положения.
Но и он в своей жизни, случалось, совершал неблаговидные поступки, вплоть до клятвопреступления и захвата чужих владений. А что касается жестокости в военных действиях, после которых «часто вороны граяли», то здесь с Владимиром Всеволодовичем мало кто может сравниться, по его же собственным признаниям. Речь идет даже не о его многочисленных походах в степь, после которых его именем, по словам средневекового русского поэта, «половцы детей своих пугали в колыбелях». Достаточно отметить его поход на Минск, когда «захватили город и не оставили в нем ни челядина, ни скотины». До этого Владимир Мономах вспоминал и другие кампании, в других направлениях: «летом с отцом ? под Полоцк, а на другую зиму со Святополком под Полоцк, и выжгли Полоцк». Вот еще из воспоминаний Мономаха: «В том походе за Всеславом пожег землю и повоевал ее до Лукомля и до Логожска, затем на Друцк войною...» Минск, Друцк, Логожск и Полоцк ? это не иноземные города. В них жили русские люди, предки нынешних белорусов. Надо понимать, что у войн свои законы и невозможно ожидать от полководца проявлений гуманности, независимо от того, какое имя он носит: Игорь, Олег, Владимир или Ярослав.
Если же продолжить разговор об Олеге Святославиче и Владимире Мономахе, то сын Всеволода Ярославича сел на киевский престол в 1013 году не в свой черед, а в нарушение установленного «лествичного» порядка занятия высшей власти в Русском государстве. По закону великим киевским князем после смерти Святополка Изяславича должен был стать сын Святослава Ярославича, поскольку после Изяслава правил именно Святослав, а уж потом Всеволод. В той же последовательности должны были занимать престол и их дети: сначала сыновья Изяслава Ярославича, потом ? Святослава Ярославича, а затем ? Всеволода Ярославича. Этот порядок был Владимиром Всеволодовичем Мономахом нарушен, хотя и не по его инициативе, а по решению киевского вече. К чести Олега Святославича, он не стал возбуждать междоусобную войну, даже во имя восстановления законного порядка. Олег предпочел дожить свои дни без споров с Мономахом, довольствуясь наследственным черниговским уделом. Такое миролюбивое поведение не очень вписывается в облик князя, который «мечом крамолу ковал и стрелы по земле сеял».
Есть тем не менее за что осудить потомкам Олега.
В действиях за восстановление своих законных прав именно он первым из русских князей прибегнул к помощи половцев, от которых так настрадалась Русская земля.
Можно, правда, и здесь найти, говоря современным языком, «смягчающие обстоятельства».
Он действительно был первым, но далеко не единственным. После него к помощи половцев прибегали и Юрий Долгорукий, и Андрей Боголюбский, и Рюрик Ростиславич, и Мстислав Удатный, и многие другие князья.
Во-вторых, на половцев нельзя смотреть только как на врагов Русского государства. Сам Олег вторым браком был женат на половецкой княжне, с половецкими ханами породнились многие князья, в частности, тот же Владимир Мономах. Взаимоотношения с половцами были достаточно сложными, периоды войн сменялись периодами совместных действий и родственных связей.
Про Олега Святославича можно сказать, что он пытался поддерживать с половцами союзнические отношения, но так же правильно утверждать, что он неоднократно участвовал вместе с другими русскими князьями в походах на степняков. Про один из таких походов 1107 года в «Повести временных лет сказано»: «Половцы же ужаснулись, со страху не могли и стяга поставить и бежали, похватав коней, а иные бежали пешие. Наши же стали рубить, гоня их, а других руками хватать, и гнали чуть не до Хорола. Убили же Таза, Бонякова брата, а Сугра захватили и брата его, а Шарукан едва убежал. Покинули половцы и обоз свой, который взяли русские воины месяца августа в 12-й день, и вернулись русские восвояси с победой великой».
Что действительно не отнять у Олега, так это характеристики его личности, выпукло приведенные летописцем.
Он был способен даже в пылу военных действий трезво оценить обстановку и выработать правильное решение. Перед сражением у Нежатиной Нивы в 1078 году он говорил своему союзнику, Борису Вячеславичу: «Не пойдем против них, не можем мы противостоять четырем князьям, но пошлем с смирением к дядьям своим». Как известно, Борис не согласился, битва состоялась. В итоге непомерно гордый Борис погиб, а Олегу едва удалось спастись бегством в Тмутаракань.
Олег был памятлив на обиды и не был склонен прощать нанесенные ему оскорбления. Это вообще-то надо считать достойным уважения качеством. Вернувшись в 1083 году из византийской ссылки, он «иссек хазар, которые советовали убить брата его и его самого». Так спустя 4 года он рассчитался полновесной монетой с бывшими союзниками и за себя, и за брата. В то же время ему не была свойственна ненужная жестокость и кровожадность. Своих племянников, Давыда и Володаря Ростиславичей, захвативших в его отсутствие Тмутаракань, он просто выслал из города. А ведь те посягнули на родовое владение Святославичей, выделенное им еще самим Ярославом Мудрым. Наряду с Черниговом Тмутаракань считалась собственностью потомков Святослава Ярославича.
Любовь к родине, своему отечеству также характерна для Олега. В 1079 году его выслали в Константинополь, откуда он попал на остров Родос. С точки зрения многих, эта ссылка была бы завидной долей. Олег получил возможность жить и делать карьеру в самом цивилизованном государстве того времени, где наверняка нашлось бы применение его военным и дипломатическим талантам. Он женился на греческой аристократке Феофано Музалон. И вот свое благополучное существование в Византийской империи он меняет на полную опасностей и лишений бесконечную борьбу за отцовское наследство, на жизнь в городах Чернигов и Тмутаракань.
Зов родины оказался сильнее прелестей спокойной заморской жизни.
Самостоятельность Олега Святославича в полной мере выразилась в его гордом ответе на приглашение Святополка Изяславича и Владимира Мономаха: «Приди в Киев, да заключим договор о Русской земле перед епископами, и перед игуменами, и перед мужами отцов наших, и перед людьми городскими, чтобы оборонили мы Русскую землю от поганых». Откровенный этот ответ заслуживает того, чтобы привести его полностью, настолько он красноречив: «Не пристойно судить меня епископу, или игуменам, или смердам». По мнению Олега, никто не вправе был навязать ему, что он должен делать, как ему надо поступать с «погаными» (имеются в виду некрещеные половцы), ни его двоюродные братья, князья Святополк и Мономах, первый из которых был великим князем киевским, и уж тем более ни священники, ни дружинники и ни горожане. Он всегда защищал свои права, причем права не только на наследственные территориальные владения, но и право на свободу и независимость в своих действиях. Обычно считают, что здесь проявились высокомерие и аристократизм Олега. Это так. Но в большей мере этот эпизод говорит о том, что он считал себя полностью суверенным и был готов подчиняться только закону. По закону он имел наследственные права на черниговские, муромские и тмутараканские земли и был готов добиваться их всеми доступными для него
