И вот сейчас предатель священник, похоже, намеревался вести своих людей на окруженную горами равнину, уйти с которой у него было очень мало шансов.
И вдруг до сих пор казавшиеся напуганными солдаты Горони остановились и начали разворачиваться, выстраиваясь для сражения, — и одновременно сотни солдат, неведомо откуда взявшихся, начали выливаться из тени множества узких долинок и ущелий, выходивших в долину Дорна, — это были коннаитские наемники, отлично вооруженные, на свежих конях; а за ними следовали новые части епископальной армии. Одновременно на западе, едва видные сквозь клубы пыли, поднятые конницей Дункана, засверкали копья тяжелой кавалерии, — и она явно забирала точно в тыл передовому отряду Дункана, грозя отрезать его от основной части армии.
— Ч-черт! — прорычал Дункан, натягивая поводья и поднимаясь на стременах, чтобы получше рассмотреть надвигавшуюся на них опасность. — Дугал, я думаю, мы наконец-то отыскали главную часть армии Сикарда.
И как раз в этот момент сын Сикарда, ставший жалким пленником, стоял перед королем Дункана, а рядом с ним — Брайс Трурилл; за их спиной сбились в кучу около сорока офицеров разных рангов, ожидавших приговора королевского трибунала. Перед шатром Келсона стоял походный стол; за ним восседал сам король, а по обе стороны от него — два герцога: Корвин и Клейборн. Каждый из них уже подписал документы, которые теперь подписывал сам король, прилагая к ним также королевскую печать.
— Брайс, барон Трурилла, выйди вперед, — сказал Келсон, отложив перо и печать и холодно глядя на подсудимых.
С пленных сняли все их военные доспехи и верхнюю кожаную одежду, оставив их в одних рубахах; руки их были связаны впереди, даже у Итела и Брайса. Брайсу, кроме того, еще и заткнули рот кляпом, поскольку он уж слишком испытывал терпение и без того уже изрядно обозленного Келсона, то и дело разражаясь громкими вызывающими речами.
Поскольку мятежный барон и не подумал двинуться с места, и лишь обливал короля наглыми взглядами поверх повязки, закрывшей его рот, двое стражей не слишком вежливо подтолкнули его и заставили опуститься на колени. На виду импровизированного суда находились и простые солдаты Меары, — тщательно охраняемые бдительными воинами Халдейна; они стояли на небольшой огороженной веревками площадке, встревоженно прислушиваясь, не желая упустить ни слова из королевского приговора, — поскольку этот приговор мог в немалой степени повлиять и на их собственную судьбу.
— Брайс, барон Трурилла, ты признан виновным в худшем из преступлений — в государственной измене, — произнес Келсон, твердо положив ладони на подлокотники своего походного кресла. — Ты не только нарушил клятвы, которые давал своему сеньору и королю, забыв о вассальной преданности сюзерену, ты отдал свой меч самозванке и поднял мятеж против ее законного повелителя, и ты также помогал врагам этой страны и без всякого сострадания мучил ее невинный народ. И потому приговор нашего трибунала гласит, что ты должен быть повешен за шею до тех пор, пока не умрешь, — и будь благодарен за то, что я не приказал просто-напросто колесовать и четвертовать тебя, как твоя так называемая «суверенная леди» поступила с моим епископом. Сержант, отведите его вон к тому дереву за поляной и приведите приговор в исполнение.
Ител задохнулся, а Брайс, выпучив сверкающие от ярости глаза, попытался разорвать веревки, стягивавшие его запястья, — но его стражи грубо подняли его на ноги; но вообще повесить человека такого высокого ранга с таким минимумом церемоний — это, конечно, было чем-то из ряда вон выходящим.
— Вы не позволите этому человеку поговорить со священником, сир? — вежливо спросил Эван, сидевший слева от короля. — При столь многих грехах, лежащих на его душе…
— Он получит ровно столько же утешения и отпущения грехов, сколько он позволял получить своим жертвам, — ледяным тоном произнес Келсон.
— Но, все же… око за око…
— Это правильно, Эван. Это правосудие Ветхого Завета. Я не намерен обсуждать это далее. Сержант, повесить его!
Когда стражи, сержант и двое солдат со свернутыми в кольца веревками на плечах, потащили осужденного на смерть барона к указанному королем дереву, Келсон сосредоточил свое внимание на ошеломленном Ителе, не обращая внимания на продолжавшееся (хотя и едва слышно) недовольное ворчание Эвана и явное ощущение прохлады, исходившее от сидевшего справа молчаливого Моргана, — хотя герцог и не собирался высказывать свое мнение вслух. Меарские офицеры, стоявшие позади принца Итела, негромко переговаривались между собой с испуганным видом, и их подчиненные на другой стороне поляны выглядели в равной мере потрясенными, — но все разговоры мгновенно смолкли, когда Келсон призвал принца Итела выслушать вынесенный ему приговор.
— Ител Меарский, выйди вперед!
Ител, полностью лишившийся присутствия духа при виде такой грубой бесцеремонности и жестокости вынесенного Брайсу приговора, лишь молился о том, чтобы его королевская кровь заставила Келсона хотя бы немного смягчить свою ярость; он беспрекословно повиновался приказу, не осмеливаясь и думать о той суете, что поднялась вокруг некоего дерева на другой стороне поляны, у него за спиной.
— Ител Меарский, — Келсон сделал неторопливый глубокий вдох, потом так же медленно выдохнул. — Я нашел, что ты в равной мере виновен в том же самом преступлении — государственной измене, и заслуживаешь такого же наказания: смерти через повешения.
— Но… но я принц! — задохнулся ошеломленный Ител, и слезы вскипели на его глазах, когда окончательность приговора дошла до его сознания, и двое стражей положили крепкие руки на его окаменевшие плечи. — Ты… ты не можешь просто взять и повесить меня, как обычного уголовника!
— Ты и
— Насиловать? — взвыл Ител. — Я никого не насиловал! Спросите моих людей! Я вообще не сходил со своего коня!
— Я уверен, — мягко заговорил Морган, — что его высочество припоминает сейчас некое отдаленное аббатство, к югу отсюда, где он лично разрушил религиозное святилище и изнасиловал по крайней мере одну из женщин, укрывавшихся в монастыре.
Краска отлила от лица принца Итела так внезапно, что казалось — принц вот-вот потеряет сознание.
— Кто сказал вам такую ложь? — прошептал он.
— Разве это ложь? — спросил Келсон, вставая. — Должен ли я попросить герцога Аларика установить истину?
Морган не тронулся с места, он лишь бесстрастно уставился на застывшее тело Итела, — но принц Меары побледнел еще сильнее, хотя это казалось уже невозможным, и покачнулся. Среди присутствующих не было ни одного, кто не знал бы о репутации королевского наставника; и меарцы, чей страх перед Дерини, без сомнения, в немалой степени раздувал Лорис, были совершенно уверены, что Дерини может сотворить с ними все, что угодно, одним лишь взглядом.
— По крайней мере позволь мне умереть от меча, — взмолился Ител, с усилием оторвав взгляд от герцога Дерини, на которого он до того смотрел, как зачарованный. — Прошу, не вешай меня! Ты же не стал поступать так с моим братом…
— Нет, — произнес Келсон с жестокостью, удивившей даже Моргана. — Умереть от меча — почетная смерть. Твой брат, несмотря на то, что он совершил преступление, стал убийцей, искренне верил, что действует ради защиты чести, чести своей семьи, своего имени. Именно поэтому я удостоил его почетной смерти. Твои поступки бесчестны, они опозорили и тебя самого, и имя твоего рода.
— Но…
— Приговор уже вынесен. И он будет немедленно приведен в исполнение. Стража, уведите его!
Брайс Трурилл уже дергался на конце одной из веревок, когда стражи, повинуясь приказу короля, поволокли спотыкающегося и окаменевшего от страха Итела через поляну, чтобы он мог составить
