слабое место гнома. С радостью оба отправились в сарай: один удовлетворять своё любопытство, другой, чтобы, наконец, выкурить сигарету.
Вот и сейчас альбом листался последней страницы. Однако сейчас это ничем не мотивировалось — просто привычка.
Цветаниэль с интересом рассматривала «свои» детские снимки.
— Ой, какой, лапочка! — вскрикивала Теона почти на каждую мою фотографию. И с умилением любовалась моими пухленькими щёчками и пузиком. — Ты не рассказывал, что был толстячком.
— Это ещё до того, как пошёл на борьбу, — хмурил я брови и переворачивал лист.
— Ух-ты, какие симпатичные хвостики. А банты? Какие банты! — воскликнула светлая эльфийка, увидев Светку-первоклашку.
«Поменьше, эмоций. Ведёшь себя, будто видишь не пятисотый, а первыё раз эти фото», — «маякнул» я ушастой сестрёнке.
— «Ну я же и правда… А-а, поняла. Постараюсь».
— Тебе всегда с боем приходилось делать причёску, — вспомнила мама. — А сейчас смотрю и не узнаю собственную дочь: у вас с Теоной такие красивые косы заплетены. Прямо настоящие русские красавицы! Только, дочка, мне кажется, уж сильно вы их затянули. Уши не сдавливает?
— Нет-нет, всё нормально! — хором ответили эльфийки и все засмеялись (мы с мамой искренне, а «ушастые» нервно).
Перелистнули альбом дальше. На следующей странице всего лишь одна фотография — около дверей роддома, совсем ещё юная мама держит на руках младенца, судя по дате внизу карточки — Светку. Но фотография нестандартного размера. Создалось впечатление, что кто-то отрезал половину.
Если бы в тот момент я не взглянул в глаза мамы, но ничего бы не заподозрил. На мгновенье, только что радостная женщина вдруг превратилась в убитую горем. Трясущимися пальцами она попыталась быстрее перевернуть дальше, но я положил на альбом ладонь.
«Что-то случилось», — сообщила мне Теона.
— А почему эта фотография обрезана? — тут же задала вопрос Цветаниэль.
— Да не помню уже, столько лет прошло.
— Мам, ты не умеешь врать. В чём дело? — строго спросил я. — Что тебя расстроило?
— Всё хорошо. Просто душно немного. Вот сердце слегка и «кольнуло».
«Вновь солгала, — доложила светлая эльфийка. — Это связано с какими-то воспоминаниями».
— «Уже догадался. Но всё равно, спасибо».
— Мам, расскажи, не нужно держать в себе, — уже спокойным и мягким голосом проговорил я. В ответ — молчание. Тогда начал предполагать разные версии: — Рядом с вами стоял не отец? Или какой-то плохой человек, о котором решили забыть? А может в тот момент, вы поссорились с папой? Он ведь раньше пил. И ты, таким образом, решила показать ему, что собираешься вычеркнуть его из своей жизни, если не бросит алкоголь?
— Нет, там был не папа, — вымолвила мать.
— То есть ты намекаешь, что отец Светке не родной?
— То есть ты намекаешь, что отец Светке не родной? — спросил Вотар.
— Нет, что ты! — воскликнула Екатерина Петровна. — Дело в другом.
— Расскажи, ма, — попросил Серый. — Мы уже не маленькие. Всё поймём.
Ну, хорошо, — согласилась женщина. — Через несколько лет после тебя я родила двойню. Но одна из девочек умерла в возрасте пяти месяцев. Мы никогда с отцом не говорили с вами об этом. Да и самим не хочется вспоминать.
— Что случилось со второй сестрой? — спросила тёмная.
— Сначала всё шло прекрасно. Обе росли здоровенькими. Молока у меня тоже хватало. Но потом одна девочка заболела: плохо кушала и совсем перестала набирать вес.
По каким только врачам мы не бегали, какие только лекарства не принимали. Доктора лишь недоумённо разводили руками — им не удавалось поставить диагноз. Девочка угасала на глазах, хотя температуры не было и анализы показывали норму. Неделя в реанимации только ухудшила ситуацию — малышка перестала держать голову и ужасно похудела.
Сколько слез я тогда выплакала. Каким только богам не молилась.
Потом нам с отцом подсказали добрые люди, что вероятно на ребёнка навели «порчу».
Забрав под свою ответственность дочку из больницы, я стала возить её по «бабкам» и «знахарям». Некоторые из них действительно чувствовали некую тёмную силу, вселившуюся в дитя. Какие только сумасшедшие методы лечения нам не предлагали. В отчаянии мы перепробовали почти всё. Но помочь не получалось. Лишь однажды появилась надежда, когда ведунья посоветовала положить девочку в корзину, сплетенную из ивовых прутьев и наполнить её лепестками роз.
После этих слов, сказанных Екатериной Петровной, в моей памяти мелькнула что-то знакомое. Но тут же исчезло.
— Дескать, какие-то особые эфирные масла содержащиеся в этом растении убьют инфекцию, — продолжала женщина. — И действительно, малютке сразу стало легче. Появился аппетит, она опять начала улыбаться. Даже щёчки зарумянились. На радостях я оборвала все палисадники подруг. Каждый день меняла лепестки на свежие. Однако счастье продлилось всего несколько дней. Потом дочка снова стала чахнуть. А когда утром малышка потеряла сознание, я схватила корзинку и помчалась к тому, кому до этого обратиться не решалась — к бурятскому шаману, живущему на окраине хутора.
— А почему раньше не решались? — поинтересовалась Теоларинэ.
— Его все в округе сторонились. Много нехороших слухов ходит о нём. Например, будто бы он во время войны задушил остановившихся в его доме немцев.
— Ну, так это же наоборот героический поступок, — не понял мать Вотар.
— Он их потом съел. Люди видели, как он закапывал человеческие черепа и кости.
— Что?!
— А в пятидесятых, когда за ним ночью по чьему-то доносу приехал «чёрный воронок» НКВД, то исчезли все, кто там сидел. Машину потом нашли в овраге за полсотни километров отсюда. Наполовину сожженную, наполовину в крови. Люди боятся того, чего не понимают. Вот откуда он всегда знал, что пойдёт дождь? Как обходится без электричества? Или почему так долго живёт. Ведь если верить старожилам бурят появился у нас в тысяча девятьсот сорок втором году. И уже тогда был стариком. Сколько ему сейчас?
Однако с другой стороны, если с кем хворь какая приключалась, — колдун не отказывал в беде и делился знахарскими отварами. Хотя и сам сторонится людей и постоянно уходит в лес за травами, да кореньями.
— И что шаман? Помог? — спросила я.
— Увидев девочку, бурят обеспокоено залепетал что-то на своём языке. Выхватил корзинку, унёс в дом и велел никому не входить.
С каждым часом ожидания иллюзии таяли. Я понимала, что дочка обречена. Крики колдуна иногда доносились до ушей собравшейся толпы зевак. Зайти во двор они не решались, поэтому, разинув рты, висели на заборе. А я, сгорбившись от бессилия, одиноко стояла на крыльце и молилась. Потом сквозь стёкла окон мы увидели яркую вспышку. Шаман вышел со свёртком в руках.
«Ну что?» — сжав в кулак блузку на груди, спросила я.
«Теперь с девочкой всё будет хорошо, — ответил колдун. — Она уже в другом мире, где ей не страшны земные болезни и проклятия».
Я зарыдала. А бурят не позволил никому смотреть и прикасаться к телу мёртвой. Слишком мощный сглаз. До сих пор не пойму, кто и за что так нас возненавидел.
