Днем — сиянье и свет.Что весной развлеченье,тяжкий труд к декабрю.Не проси облегченьяот любви, говорю.
В ПОЕЗДЕ
Не в силах мне помочь,летя за мною следом,пронизывая ночьдождя холодным светом,он плачет надо мной,дымясь среди обочин,и стекол ряд двойной,как стеганка, прострочен.Так плачет только онв сырой ночи без края,цепляясь за вагон,с запинкой, призываяна помощь небеса,листая наш словарик,и каждая слезакак маленький фонарик.Он плачет надо мной,блестящий дождь глотая,любовь мою бедой,виной своей считая,твердя «Прости, не плачь», –и сам в пылу внушенья,как сердобольный врач,нуждаясь в утешенье.Он плачет потому,что нет конца мученью,что я кажусь емубезжизненною тенью;как с этой стороныстекла, где ссохлась муха,глаза мои темны,в них холодно и сухо.
Жить в городе другом — как бы не жить…
Жить в городе другом — как бы не жить.При жизни смерть дана, зовется — расстоянье.Не торопи меня. Мне некуда спешить.Летит вагон во тьму. О, смерти нарастанье!Какое мне письмо докажет: ты жива?Мне кажется, что ты во мраке таешь, таешь.Беспомощен привет, бессмысленны слова.Тебя в разлуке нет, при встрече оживаешь.Гремят в промозглой мгле бетонные мосты.О ком я так томлюсь, в тоске ломая спички?Теперь любой пустяк действительней, чем ты:На столике стакан, на летчике петлички.На свете, где и так все держится едва,На ниточке висит, цепляется, вот рухнет,Кто сделал, чтобы ты жива и неживаБыла, как тот огонь: то вспыхнет, то потухнет?