— Чего — этого?
И, вырвав у него руку, неожиданно заговорила совсем по-взрослому:
— Чего не надо, Дрим? Бегать? Радоваться? Да ведь все люди это делают! Я не такая, как все, это я уже поняла. А какая же я? Какая?! Почему ты даже сейчас тянешь? Почему ты мне правды не скажешь?
Сол украдкой взглянул на Эви: «Он тоже заметил, что сейчас она говорит только о себе. Она не помнит о нем. Я, наверное, обиделся бы…»
Задев его локтем, Бемби требовательно произнесла:
— Нам тоже хотелось бы услышать.
Поглядев на нее снизу, Дрим задумчиво проговорил:
— Я предпочел бы, чтоб это услышали только двое моих ребят.
— Твоих? — внезапно очнулся Эви. — Какие же мы твои, Дрим? Мы, получается, кроме вранья от тебя ничего и не слышали. Своим разве врут?
Мира придержала его, поймав за руку:
— Сол с Бемби спасли нас. Ты не знаешь, Дрим, нас ведь чуть не убили!
— Я вижу, — он поднес палец к синяку на ее скуле, но не коснулся.
— Знаешь, за что? За то, что мы — уроды! А мы и не знали, что мы — уроды.
У Сола вышло слишком громко:
— Да никакие вы не уроды!
— Мы все равно им все расскажем, — добавила Мира. — Так что давай, Дрим…
Позднее Сол восстанавливал свои ощущения: он будто выслушал от Дрима пересказ какой-то фантастической новеллы или одной из серий «Секретных материалов», которые они, оказывается, неспроста вспомнили за ужином. Только никаких инопланетян не было. На Земле хватает людей, которые могут сотворить с ней такое, до чего никакие пришельцы не додумались бы…
Это был закрытый город-«спутник», в котором жили в основном физики-ядерщики и биологи. Дрим не сказал, где находился этот город, а Солу почему-то страшно было спросить об этом… И как положено, ученые проводили эксперименты, о которых никогда не пишут в газетах. И которые не всегда бывают удачными… Так вот в одной из лабораторий и случился взрыв.
Дрим и сам толком не знал, что именно было выброшено в атмосферу, потому что та программа была правительственной, и все концы сразу спрятали в воду. К счастью, от взрыва даже никто не погиб, и это все посчитали фантастической удачей. Может, все и обошлось бы без последствий, если б в городе не было беременных женщин. На уже рожденных детей катастрофа никак не подействовала, по крайней мере, видимых увечий не нанесла. Но вот о тех, что были еще в утробе, этого сказать было нельзя…
Каждый в свой срок они появились на свет, и еще в роддомах у новорожденных были обнаружены признаки «усталости» не просто отдельных тканей или органов, а всего организма. Сола, помнится, удивило это слово «усталость», но позднее Бемби объяснила, что это вполне медицинский термин. Он означает — изношенность. Эти дети только-только родились, а внутри у них все уже было в таком состоянии, будто они прожили лет по пятьдесят.
— У вас была крайне низкая активность окислительных процессов. Белок с трудом вырабатывался… И ткани плохо потребляли кислород…
Дрим старался смотреть в глаза то одному, то другому, но это давалось ему через силу. Хотя всем было ясно, что в том взрыве он не мог быть виноват.
Солу запомнилось, что Дрим говорил еще какие-то сложные и малопонятные вещи о программе, заложенной в ДНК клеточного ядра, развертывание которой прошло в десятки раз быстрее положенного… О повреждении генетического аппарата клеток… И еще о чем-то — всего Сол и не запомнил. Он понял одно: остановить то, что происходит с Мирой, невозможно. А вылечить совсем — тем более…
— Значит, я уже просто очень старая?
В ее голосе Сол не услышал ни ужаса, ни отчаяния. «Сказали бы мне, что я стал стариком, да я завопил бы от страха!» — он потрясенно разглядывал Миру, хотя до конца еще не верил: может, она притворяется, чтобы никого не расстраивать?
— И я тоже? — протянул Эви.
Вот он не скрывал, что его тянет заплакать, и у Сола ответно защипало в носу: «Они — старые. Они скоро…» Он подавился этим словом, и из горла вырвался какой-то странный звук. Но никто не взглянул на него осуждающе или насмешливо. Друг на друга вообще почти не смотрели. Каждый глядел перед собой, в точку, видимую ему одному.
Мира внезапно спохватилась:
— А родители наши где? Ты же только что сказал, что у нас были родители! Как у них! — ее рука дернулась к Солу.
— Я не знаю, — устало сказал Дрим. — Действительно не знаю, что с ними… Куда их дели, чтобы не проболтались… И живы ли они? Я ведь вообще не там жил. Даже не слышал об этом городке… А кто о нем слышал? Никто и не узнал, что там произошло. А я тогда еще в университете учился, был этаким энтузиастом, мечтал работать в школе. Чтобы детей не одни только женщины воспитывали… Между прочим, мы учились в одной группе с Пратом, нам обоим предложили участвовать в некой секретной программе. Нам это показалось жутко заманчивым! Тем более, доучиваться не надо было. Дипломы нам выдали сразу же.
— Еще бы не заманчиво, — пробормотала Бемби.
— А работу предлагали как раз по специальности — с детьми. И деньги не такие, как в школе. Одно условие: жить в изоляции. Сношения с внешним миром минимальны. Но мы тогда все презирали существующий мир, нам не казалось трагедией отказаться от него.
Продолжая вглядываться в ту же точку, Мира спросила:
— Почему?
— Почему? О, для этого надо рассказать тебе всю историю человечества. Это длинная и некрасивая история. Как-нибудь потом…
— Ты не расскажешь…
— Расскажу. Но сейчас-то мы говорим о вашей истории. И моей тоже…
Бемби хмуро спросила:
— Так вы толком и не знали, на что идете?
— До тех пор, пока не подписали контракт. Потом нам все объяснили и дали понять, что не стоит нарушать условия договора, потому что сирот среди нас не было. А если нам дороги наши родные, оставшиеся здесь…
— Ну, понятно, — вклинился Сол. — Все, как в кино. Обычный шантаж.
— Это в кино, как в жизни, — возразил Дрим. — Только не все с этим в жизни сталкиваются.
— Что такое — контракт? — спросила Мира, ни к кому не обращаясь.
Сол ответил ей, чтоб было понятней:
— Договор такой. Обещаешь что-то и нарушать слово нельзя.
Прищурившись, Бемби поинтересовалась:
— А ведь имя у вас тоже вымышленное?
Не сразу, но Дрим все же ответил:
— Да, конечно.
— Я так и подумала…
— Вам это было несложно. А наши дети не имели представлений о том, какие имена существуют в мире.
Раздраженно дернув плечом, Бемби бросила:
— Странное имечко вы себе выбрали. Такая завышенная самооценка…
— Почему? — удивился он, а потом рассмеялся. — Да это не я сам — мечта. А то дело, за которое я взялся. Я в этом деле — это была мечта.
Сол недоверчиво прищурился:
— А что в нем такого уж особенного?
— Я придумал это имя, когда нам сказали, что мы будем работать с уникальными детьми. Не просто работать — жить. Пройдем с ними весь жизненный цикл.
