благополучно.
— Вот и отлично. Скажи маме, что я вернулась и что мы увидимся вечером, — попросила Патриция. Затем села на автобус, идущий до города, и отправилась прямиком в магазин.
— На работу тебе возвращаться незачем, — уверял ее Роберт накануне. — В твоем контракте предусмотрена ежемесячная зарплата, и сумма там значится, прямо скажем, не нищенская. Не говоря уже о причитающихся тебе процентах от вырученной прибыли. Ты теперь заживешь припеваючи. Пат.
— Знаю. Понимаю и то, что удачей своей я во многом обязана тебе, дорогой, — отозвалась она, пожимая руку Роберта. — Я очень тебе признательна: ты и впрямь печешься о моих интересах, словно о своих собственных. Я тебя не подведу, вот увидишь. Все сделаю на высшем уровне. Но, — добавила Патриция, — я не могу уволиться, не уведомив об уходе заранее: ведь им придется подыскивать мне замену.
Роберт не поймет, сколь много значила для нее некогда постоянная работа в 'У. Рэнк': а ведь место это ей предложили в тот самый момент, когда и финансы ее и уверенность в себе были на пуле. Разве можно подвести людей, выручивших тебя в трудный час?
Она явилась на работу к десяти, ни словом не обмолвившись о грандиозном проекте — Розмари строго наказывала 'хранить коммерческую тайну', — и подала заявление об уходе: она собиралась уволиться через две недели или раньше, если ей подыщут замену.
Затем Патриция принялась обдумывать собственные планы. Будущая законодательница мод знала: чтобы успеть к апрельской выставке, ей придется нанять в помощь опытную швею, а лучше двух.
Хотя день выдался не из тяжелых, Патриции пришлось непросто: пальцы были заняты одним, мысли — другим. Всю ночь она провели в самолете, да и смена часовых поясов давала о себе знать. К семи, когда приятельница по мастерской подвезла девушку домой, она просто с ног падала.
— Ох, Пат! — Ирен подняла взгляд на дочь, не вставая, впрочем, с софы: она и Анджела смотрели в гостиной телевизор. — Почему ты не позвонила? Анджела сказала мне, что ты вернулась рано утром.
— Прости, мама. Я собиралась позвонить, да дела не позволили. Долгий выдался день! — Дочь поставила чемодан на пол и чмокнула мать в щеку. Заплатила Анджеле, которой, похоже, не терпелось
уйти, и повернулась к Ирен. Девушке безумно хотелось подняться наверх и рухнуть на кровать, но сперва следовало поделиться с матерью новостями, чтобы и та порадовалась нежданному счастью.
— Мама, — начала Патриция, — столько всего произошло, в двух словах не расскажешь! Ты ушам своим не поверишь. — Девушка тараторила, перескакивая с одного на другое, торопясь сообщить самое главное: — Мистер Ритт в восторге от моих моделей. Он решил создать поточное производство! Моды or Патриции! В апреле будет выставка в Нью-Йорке. Выставка моих платьев, слышишь? Ты непременно должна поехать! Все уже готово, и я просто на седьмом небе от счастья! — Она остановилась перевести дух.
— Пат, это же замечательно! Впрочем, я не удивляюсь. Твой отец всегда говорил, что ты очень талантлива, а уж он-то в таких вещах разбирался. Но, милочка моя… — Ирен жалобно воззрилась на дочь, — я так рада, что ты вернулась! Со времени твоего отъезда я глаз не сомкнула. Кроме того, эта девчонка совсем не умеет угодить мне в еде. Веришь, просто кусок в горло не шел.
Патриция пригляделась к матери повнимательнее: лицо той и впрямь побледнело и осунулось.
— Сейчас и приготовлю что-нибудь перекусить. — тут же предложила Пат. — Скажем, сыр, тосты и чай? — Позабыв об усталости, дочь запорхала по кухне. Очень скоро они вдвоем уселись за стол. За едой Патриция рассказывала про Нью- Йорк: о шумных улицах, театральной премьере, роскошном номере в отеле. Вскоре девушка заметила, что глаза Ирен слипаются и нити разговора она больше не улавливает.
Патриция заботливо уложила мать в постель, принесла ей книгу и вторую чашку чан, а затем вернулась на кухню.
Убрав посуду, девушка направилась было к лестнице, как вдруг заметила на столе в прихожей кипу писем. Запечатанные конверты наверняка содержали в себе всевозможные счета. Она решила взять их с собой на работу и разобраться со счетами во время ленча. Но тут внимание ее привлек конверт из офиса доктора Фрэнка Арчера. Девушка с любопытством вскрыла загадочное послание. В конверте обнаружился счет за операцию с пометкой 'просрочен'. Общая сумма составляла тысячу четыреста девяносто восемь долларов сорок пять центов.
Просрочен? Но ей говорили, что операция ничего не стоит. Неприятно, конечно, стать жертвой досадного недоразумения, но если ошибка и впрямь допущена, по крайней мере теперь она сможет расплатиться за операцию; пусть не сразу, а по частям.
Но ведь оба раза она проводила в больнице по три дня и не получала никаких счетов! Ну да ладно, она слишком устала, чтобы задумываться сейчас еще и об этом. С утра пораньше она позвонит в офис доктора Арчера и все выяснит.
Всю ночь Патриция беспокойно ворочалась в постели, слишком возбужденная, чтобы уснуть. За завтраком Ирен показалась ей особенно капризной и требовательной. Кофе, видите ли, слишком крепок, а яичница недожарена… и не будет ли Пат так добра сбегать наверх и принести ей книгу с туалетного столика, прежде чем уйдет на работу.
— Ну почему, почему мать и пальцем не желает пошевелить ради себя самой? — раздраженно думала Патриция, поднимаясь в спальню за книгой. И тут же устыдилась собственных мыслей. Если она нервничает, то это вовсе не повод, чтобы нападать на беззащитную Ирен. Случилось чудо, жизнь преобразилась точно по волшебству, надо радоваться, а не жаловаться на переутомление. Если правильно распланировать время и не торопить события, все как-нибудь образуется.
По пути на работу Патриция, усталая, невыспавшаяся, строила наполеоновские планы, и ей не терпелось тут же начать претворять их в жизнь. Она от души надеялась, что в магазине не замедлят подыскать ей замену. Надо еще поговорить с Мелани. Патриция не собиралась объяснять ей ничего — просто скажет, что по субботам работать больше не может и платья на продажу приносить тоже не станет, по крайней мере в ближайшем будущем. Стыдно было скрывать от Мелани свои грандиозные замыслы: та всегда приходила на помощь семейству Олтменов. Она бы искренне порадовалась удаче подруги. Ну да ладно, после апрельской выставки Патриция все объяснит.
Выставка! Собственное производство! Патриция Олтмен, ты достигла предела своих мечтаний, напевала девушка про себя, радуясь восхитительным картинам, что рождались в ее голове. Она преуспеет, непременно преуспеет на избранном поприще. Ведь она занимается тем, что делает ее счастливой.
'Занимайся тем, что делает тебя счастливой…'
Девушка дотронулась до заветного кулона и вдруг поняла, что не в состоянии думать ни о чем, кроме Мартина: молодой человек стоял перед ней, словно наяву. Благодушная обворожительная улыбка, ямочки на щеках, проницательные серые глаза… Нужно сегодня же позвонить ему и рассказать о том, что произошло, а снова поблагодарить за все. Это он уронил зерно в землю, это он уговорил ее попытать счастья. Уж с ним-то можно поделиться самым сокровенным! Она просто возьмет с него слово не болтать лишнего — и все.
Во время пятнадцатиминутного перерыва Патриция позвонила в офис доктора Арчера, чтобы разобраться со счетом. Секретарша тут же принялась многословно извиняться:
— Мы так перед вами виноваты, мисс Олтмен! Произошла ужасная ошибка. Вы не должны были получать никакого счета. Мистер Сазерленд все оплатил, и доктор Арчер велел этот чек уничтожить. Но работница регистратуры все перепутала. Приносим свои извинения. Ни о чем не беспокойтесь. Выбросьте этот счет и все.
— Благодарю вас. — Патриция повесила трубку. Мысли ее сосредоточились на одной фразе: 'Мистер Сазерленд все оплатил…'
Мартин солгал! Он сам заплатил за операцию. Или, по крайней мере, собирался заплатить, а его зять от чека отказался. И за больницу, надо полагать, платил тоже он. Девушка сжала в кулачке кулон, вспоминая тот вечер в ресторане аэропорта… С той поры и недели не минуло. Официантка вернула Мартину кредитную карточку и сказала, что та недействительна.
Итак, миф о якобы показательной операции развенчан: операция стоила денег — и больших! Это все ложь, хитрая интрига, задуманная Мартином и претворенная в жизнь Фрэнком.
Может быть, Мартин все-таки выплатил ему часть требуемой суммы?
О Господи? Какую бы там цифру ни проставил в чеке доктор Арчер, он отлично знал: у непутевого
