– Заместитель государственного секретаря Коллинз, – рявкнул президент, – я с радостью приму вашу отставку!
– Господин президент, – спокойно произнес Коллинз, – а я с радостью приму
Берквист застыл.
– Проклятье, Джэнсон, вы видите, что вы натворили?
Джэнсон посмотрел на директора Отдела консульских операций.
– Любопытная песня для ястреба, – усмехнулся он.
Затем Джэнсон повернулся к президенту.
– Вы наверняка слышали такое высказывание: «Принимайте во внимание, кто именно что сказал». Совет, который вы только что услышали, обусловлен в первую очередь заботами тех, кто его дал, а не вашими собственными. А вы должны подойти к делу с позиции собственных интересов. То же самое относится и к вам, господин государственный секретарь. – Бросив взгляд на беспокойно вздрогнувшего госсекретаря, Джэнсон снова повернулся к президенту. – Как я уже говорил, для большинства присутствующих в этой комнате вы лишь временщик. Они же были здесь до вас и останутся после вас. Ваши личные, насущные интересы на самом деле их мало волнуют. Они хотят, чтобы вы смотрели на все в
Берквист молчал. В душе он был прагматиком; ему не приходилось привыкать к холодной, жесткой расчетливости, от которой зависело его политическое долголетие. В сравнении с этой неотъемлемой арифметикой все остальное отступало на второй план. Лоб президента покрылся блестящим слоем пота.
Берквист натянуто улыбнулся.
– Пол, – сказал он, – кажется, мы начали совещание не с той ноты. На самом деле мне очень интересно выслушать ваши соображения.
– Господин президент, – возразил Дуглас Олбрайт. – Об этом не может идти речи. Мы провели такую работу…
– Замечательно, Дуг. Но почему бы вам не объяснить мне, как нейтрализовать то, что сделал Пол Джэнсон? Я пока что не слышал, чтобы кто-нибудь из присутствующих выразил беспокойство по поводу именно этой проблемы.
– Но это же несравнимые величины! – взорвался Олбрайт. – Речь идет о долгосрочных интересах этого геополитического образования, а не о славе администрации второго президента Берквиста! Это же несопоставимо! Программа «Мёбиус» затмевает всех нас. Существует только одно правильное решение.
– А как же насчет… мм… надвигающегося политического скандала?
– Что поделаешь, господин президент, – тихо произнес Олбрайт. – Простите, сэр. У вас неплохие шансы выпутаться из этой истории. В конце концов, именно в этом и состоит большая политика, не так ли? Сократите налоги, начните кампанию борьбы с насилием и сексом в Голливуде, развяжите войну в Колумбии – сделайте то, что требуют от вас избиратели. У среднего американца мозги размером не больше комариных. Но, прошу прощения за прямоту, вы
– Всегда любопытно услышать от вас, Дуг, что я могу и что я не могу, – сказал Берквист, обнимая аналитика за массивные плечи. – Однако, по-моему, на сегодня достаточно.
– Пожалуйста, господин президент…
– Все, Дуг, помолчите, – оборвал его Берквист. – Решения здесь принимаю я. Как раз сейчас я пересмотрел один очень важный вопрос на президентском уровне.
– Я говорю о перспективах глобальной политики, – голос Олбрайта повысился до негодующего визга. – А вас интересует лишь переизбрание на второй срок!
– Это вы совершенно правильно заметили. Называйте меня как хотите, но, пока я президент, события будут развиваться по моему сценарию. – Берквист повернулся к Джэнсону. – Игра ваша, и вы устанавливаете правила, – сказал он. – Я это уж как-нибудь переживу.
– Замечательный выбор, господин президент, – спокойно произнес Джэнсон.
Берквист одарил его улыбкой, в которой сочетались приказ и просьба.
– Ну а теперь, черт побери, верните мне мой второй срок.
НЬЮ-ЙОРК ТАЙМС
ПЕТЕР НОВАК ОТКАЗЫВАЕТСЯ ОТ РУКОВОДСТВА ФОНДОМ СВОБОДЫ
Миллиардер-филантроп передает свой фонд международному совету попечителей.
Новым директором Фонда Свободы становится Матье Зинсу.
От нашего корреспондента Джейсона Стейнхардта:
АМСТЕРДАМ. На пресс-конференции, устроенной в амстердамской штаб-квартире Фонда Свободы, легендарный финансист и гуманист Петер Новак объявил о том, что складывает с себя полномочия директора Фонда Свободы, своего детища, международной организации, которую он возглавлял более пятнадцати лет. Однако его организация не столкнется в будущем ни с какими финансовыми проблемами: великий филантроп объявил о том, что передает все средства фонду, которым отныне будет руководить международный совет попечителей. В этот совет войдут выдающиеся политические и общественные деятели всего мира. Председателем совета станет Матье Зинсу, генеральный секретарь Организации Объединенных Наций. «Моя работа закончена, – сказал Петер Новак, читая заранее подготовленное заявление. – Фонд Свободы превзошел своей значимостью любого отдельно взятого человека. С самого начала мой замысел состоял в том, чтобы передать контроль над этой организацией общественному совету, чья деятельность проходила бы в условиях полной гласности. Теперь, когда работа Фонда Свободы переходит в новую стадию, его основой должна стать абсолютная прозрачность».
Реакция на это событие была в целом позитивной. Некоторые обозреватели выражают удивление, но другие говорят, что уже давно предвидели подобный шаг. Источники, близкие к господину Новаку, предполагают, что недавняя кончина его жены ускорила принятие решения об уходе с поста руководителя фонда. Кое-кто из обозревателей указывает на то, что стремление финансиста к уединенному образу жизни все чаще вступало в противоречия с публичностью – необходимым следствием его работы как главы фонда. Новак обрисовал свои планы на будущее в очень общих чертах, но, по словам его помощников, он собирается полностью отойти от общественной деятельности. «Господа, Петер Новак больше не будет маячить у вас перед глазами», – весело заявил журналистам один из его заместителей. Однако таинственный плутократ давно показал себя мастером неожиданностей, и те, кто хорошо его знает, сходятся во мнении, что полностью сбрасывать Петера Новака со счетов было бы ошибкой.
«Он еще вернется, – сказал Ян Кубелик, министр иностранных дел Чешской республики, приехавший в Амстердам на конференцию „Большой семерки“. – Не сомневайтесь, вы еще увидите Петера Новака».
Эпилог
Гибкая, изящная женщина с короткими, жесткими темными волосами лежала совершенно неподвижно, сосредоточенная до предела. Снайперская винтовка длиной четыре фута застыла на мешках с песком. Тень колокольни делала женщину абсолютно невидимой со всех сторон. Открывая левый глаз, не прильнувший к оптическому прицелу, она видела перед собой панораму Дубровника, крытые красной черепицей крыши, раскинувшиеся пестрым фаянсом, осколками античной керамики. Под колокольней, на которой женщина находилась уже много часов, волновалось море человеческих голов, разлившееся на несколько сотен ярдов до деревянного помоста, возведенного на центральной площади старой части Дубровника.
Это были верующие. От них не укрылось, что папа решил начать свой визит в Хорватию с публичного обращения к жителям города, ставшего символом страданий народа этой страны. Хотя прошло уже больше десяти лет с тех пор, как югославская армия осаждала портовый город на побережье Адриатического моря, воспоминания об этом еще были слишком свежи у жителей города.
Многие держали в руках закатанные в пластик фотографии любимого понтифика. И дело объяснялось не только тем, что папа славился своим умением говорить правду в глаза сильным мира сего; он излучал вокруг себя сияние – искра Божья, несомненно, но также великое сострадание. Как это было в духе папы – он не просто обличал терроризм и насилие, укрываясь в стенах Ватикана; понтифик лично принес свое послание