с одной стороны, не хотел меня пугать, а с другой – не желал давать мне сведений, представляющих опасность для Женевы.
Теннисон кивнул. Они с сестрой все рассчитали правильно.
– А как он реагировал на мое имя?
– Я не оставила ему времени на реагирование, – ответила Гретхен. – Я просто сказала, что фон Тибольтов будешь представлять ты… Как тебе кажется, почему Болдуин хотел перехватить Холкрофта в Нью-Йорке?
– Я попытался составить цельную картину, и вот что получилось. Болдуин был агентом МИ-6 в Праге и продавал свою информацию каждому, кто оценит его преданность в большую, нежели конкуренты, сумму. Так продолжалось до тех пор, пока на него не пали подозрения своих же людей. Они его уволили, но суду предавать не стали, ибо у них не было достаточно улик: Болдуин в прошлом был двойным агентом и использовал это обстоятельство как прикрытие, клятвенно утверждая, что и в Праге вел двойную игру. Кроме того, Болдуин знал имена всех британских агентов в Центральной Европе и, очевидно, намекнул начальству, что вся эта сеть будет провалена, если с ним что-то случится. Во всяком случае, он сумел доказать свою невиновность и утверждал потом, что его наказали за слишком хорошую работу.
– А какое это имеет отношение к Холкрофту?
– Чтобы понять Болдуина, нужно его видеть. Он и в самом деле был очень хорош, а его источники информации – одни из самых надежных. Вдобавок ко всему Болдуин был профессиональным сыскарем: он мог выследить и вынюхать все что угодно. Будучи в Праге, Болдуин узнал о том, что, по слухам, в Женеве прячут целое состояние, награбленное нацистами. В этом слухе не было бы ничего необычного – подобные истории возникали чуть ли не каждый год после падения Берлина, – если бы на сей раз не упомянули имя Клаузена. Впрочем, и в этом нет ничего удивительного: Клаузена некогда называли финансовым гением рейха. Но Болдуин не был бы самим собой, если бы не проверил этот слух с величайшей въедливостью. Таков его стиль работы.
– И он стал копаться в архивных донесениях агентов, – догадалась Гретхен.
– Именно. Сосредоточив внимание прежде всего на документах министерства финансов. Со счетов этого ведомства были сделаны сотни денежных переводов. В десятках случаев получателем был некий Манфреди. Теперь Болдуину оставалось только терпеливо ждать и следить за осторожными перемещениями средств внутри банка. И он своего часа дождался. Манфреди стал искать контактов с дотоле неизвестным американцем Холкрофтом, и Болдуин опять начал копать. Так он вышел на мать Холкрофта.
– Которой в стратегических планах Манфреди отводилась одна из главных ролей? – вновь прервала Гретхен.
– Да. С самого начала, – кивнул Теннисон. – Манфреди убедил Клаузена, что его супруга должна покинуть Германию. У нее были деньги, и она легко могла войти в финансовые круги Америки, оказывая нам неоценимую помощь за океаном. Клаузену, в свою очередь, удалось убедить супругу, но, по сути, нынешняя Альтина явилась созданием именно Манфреди.
– Под доброй маской гнома скрывался Макиавелли, – заметила Гретхен.
– Без этой невинной добродетельности ему вряд ли удалось бы выкрутиться. Но сравнивать Манфреди с Макиавелли некорректно. Манфреди интересовали только деньги; ему нужна была власть денег. Он был закадычным другом золотых запасов и стремился взять под свой контроль агентство в Цюрихе. Поэтому мы его и убили.
– А что именно удалось выведать Болдуину?
– Нам этого никогда не узнать. Но благодаря своим поискам он мог бы реабилитировать себя перед британской разведкой. Видишь ли, Болдуин не вел двойную игру. Он был тем, кем и должен был быть: чрезвычайно эффективным агентом МИ-6 в Праге.
– Он встречался с Манфреди?
– Да! Болдуин добился встречи, намекнув на то, что знает о Женеве. Только он немного опоздал. – Теннисон улыбнулся. – Могу себе представить эту стычку: два профессионала кружат один вокруг другого, и каждый страстно жаждет своего: один – добыть информацию, а второй – скрыть ее любой ценой, понимая, что разглашение тайны грозит катастрофой. Наверняка они о чем-то договорились, но, как и следовало ожидать, Манфреди слова не сдержал: он сначала стал искать встречи с Холкрофтом, а уже потом предупредил нас о Болдуине. Расчет верный: твоего мужа хватают на месте преступления сразу после того, как он убьет Питера Болдуина, и Эрнст Манфреди остается чистеньким в стороне. Да, этот человек был достоин уважения. Он ведь мог выиграть.
– Но только не у Иоганна фон Тибольта, – сказала с гордостью Гретхен, прижимая руку брата к своим обнаженным соскам. – Кстати, я получила шифровку от Граффа. Он опять обижен. Говорит, что мы не держим его в курсе дела.
– Впадает в маразм. Старик отслужил свое. Возраст делает его неосторожным: сейчас не время посылать шифровки в Англию. Боюсь, настало время для нашего друга в Бразилии.
– Ты пошлешь приказ?
– На рассвете. Проклятая ОДЕССА понесет еще одну потерю. Он слишком хорошо меня учил. – Теннисон наклонился к сестре, лаская ее груди. – Вот теперь наш разговор закончен. И, как всегда после беседы с тобой, я чувствую необыкновенную ясность в мыслях. Мне больше не о чем расспрашивать тебя и нечего добавить к сказанному.
– Тогда перейдем к делу. Мы так долго беседовали, что ты, должно быть, весь горишь. Сейчас я о тебе позабочусь.
– Ты заботишься обо мне с самого детства, – ответил Теннисон, целуя ее губы. Гретхен лихорадочно ощупывала его брюки. И брат, и сестра дрожали от страсти.
Гретхен лежала рядом с ним. Она спала – удовлетворенная, утомленная. Теннисон прислушался к ее ровному дыханию, поднес руку к глазам и взглянул на светящийся циферблат. Полтретьего пополуночи. Пора вершить злодеяние, которого требует от него завет «Вольфшанце». Все нити, ведущие в Женеву, нужно оборвать.
Нащупав подле кровати одну из своих туфлей, он поднял ее с пола. Так же на ощупь нашел металлический диск в центре каблука, нажал на него и стал вращать влево, высвобождая пружину. Отвернув колпачок, он положил его на тумбочку, потом наклонил туфлю и вытянул из отверстия десятидюймовую стальную иглу, спрятанную в микроскопический паз, высверленный в подошве башмака. Игла гнулась, но сломать ее было невозможно. Если правильно ввести иглу между четвертым и пятым ребром, то она проткнет сердце, оставив после себя такую крохотную отметину, которую с трудом можно обнаружить, даже при вскрытии.
Зажав иглу между большим и указательным пальцами правой руки, Теннисон дотронулся левой до груди Гретхен, погладил ее по плечу. Сестра проснулась.
– Ты ненасытен, – шепнула она, улыбаясь.
– Только с тобой, – ответил он, отрывая ее от постели и прижимая к себе. – Ты моя единственная любовь, – сказал он, занося правую руку за ее спину. Провел пальцами сверху вниз, нащупал нужное место, согнул запястье, приставил иглу и резко воткнул ее в тело своей сестры.
В путанице сельских дорог можно было легко заблудиться, но Теннисон хорошо запомнил маршрут. Он знал, как добраться до уединенного коттеджа, в котором обитал загадочный Полковник, предатель рейха. Даже кличка Полковник звучала иронической насмешкой. На самом деле обладатель этого прозвища был генералом вермахта и звали его Клаус Фалькенгейм. В свое время он был четвертым по рангу военным чином в Германии. Равные по званию военачальники превозносили его до небес, даже сам фюрер не скупился на похвалу. А теперь этот шакал живет в блестящей пустотелой скорлупе.
Господи, как Иоганн фон Тибольт ненавидел Полковника – этого жалкого лжеца! Но Джон Теннисон никогда не покажет своих чувств. Напротив, он будет вилять хвостом перед стариком и трепетать в благоговении. Потому что только таким образом можно привлечь к сотрудничеству младшую сестру.
Теннисон позвонил Хелден в «Галлимар» и сообщил, что собирается посмотреть, где она живет. Да, он знает, что Хелден обитает в маленьком доме Полковника; да, он знает, где этот дом находится.
– Я же теперь журналист. А хорошему журналисту без хорошего досье никак нельзя.
Ceстра была ошеломлена. Брат настаивал на том, чтобы они увиделись утром, перед тем как он отправится на встречу с Холкрофтом. Иоганн сказал, что не станет говорить с американцем, пока не увидит
