Завещание Холкрофта

– Это была необходимая ложь.

– Все лживые слова необходимы, не правда ли?

– Пожалуйста, Ноэль, не надо. Хочешь, я вернусь за тобой? Скажем, часа через два?

Холкрофт задумался. Помимо беседы с фон Тибольтом, его заботила еще и странная новость Майлза. Он попытался дозвониться на Кюрасао до Буоновентуры, но Сэма не было на месте.

– Могу я попросить тебя об одолжении, Хелден? Помнишь, я рассказывал тебе про Буоновентуру – он с Карибских островов? Я не смог сегодня до него дозвониться, но просил передать Сэму, чтобы он мне перезвонил сам. Если ты не занята, то, может быть, посидишь в моем номере, подождешь звонка? Я бы не стал тебя просить, но дело очень важное. Случилось что-то неладное – я тебе потом расскажу… Ну как, посидишь у телефона?

– Конечно. Что я должна сказать Сэму, если он позвонит?

– Попросишь его никуда не отлучаться несколько часов. Или пусть он оставит номер, по которому его можно найти. Скажешь Буоновентуре, что я буду звонить ему с шести до восьми по парижскому времени, и передашь, что дело очень важное. – Ноэль достал из кармана ключи от гостиничного номера. – Вот, держи. И не забудь, что меня зовут Фреска.

Хелден, взяв ключи, повела Ноэля в мастерскую.

– А ты не забудь, что моего брата зовут Теннисон. Джон Теннисон.

Джон Теннисон стоял на террасе. Холкрофт заметил его сквозь мутное окно: Иоганн, опершись о перила, смотрел на парижское небо. Одет он был в темный костюм в полоску. Высокий, стройный, идеально сложенный – даже издали в нем угадывался атлет с мощным, упругим телом. Теннисон взглянул направо, и Ноэль увидел его лицо. Такого лица ему прежде не доводилось видеть. Оно больше походило на скульптурный портрет – настолько идеальными были его черты. С трудом верилось, что оно принадлежит созданию из плоти и крови. Отсутствие каких-либо изъянов придавало лицу Теннисона холодность мрамора. Венчали скульптурную голову идеально уложенные шелковистые светло-желтые волосы, как нельзя более гармонировавшие с мрамором.

Фон Тибольт-Теннисон обернулся и увидел Холкрофта через окно. Взгляды их встретились, и мраморный призрак сразу исчез: глаза у Теннисона были живые и проницательные. Оттолкнувшись от перил, Теннисон вошел в комнату.

– Я сын Вильгельма фон Тибольта, – представился он, протягивая руку.

– Я… Ноэль Холкрофт. Мой отец… Его звали Генрих Клаузен.

– Я знаю. Хелден многое мне о вас рассказала. Тяжело вам пришлось, однако.

– Да, нам обоим, – кивнул Холкрофт. – Я имею в виду – вашей сестре и мне. Полагаю, что и вам досталась своя доля испытаний.

– Увы, это наследственное, – улыбнулся Теннисон. – Неловко, не правда ли, встречаться подобным образом?

– Да, приходилось бывать в более комфортабельных условиях.

– Дайте и мне хоть слово сказать, – вмешалась Хелден. – Я вижу, что вы уже познакомились, а посему откланиваюсь.

– По-моему, ты должна остаться, – сказал Теннисон. – Многое из того, о чем мы собираемся говорить, касается и тебя.

– Не уверена. Думаю, пока это не актуально. И потом, у меня есть кое-какие дела. – Хелден вышла в прихожую и, уже взявшись за ручку входной двери, обернулась: – Мне кажется, что чрезвычайно важно – для очень многих людей, – чтобы вы друг другу поверили. Надеюсь, вам это под силу. – Хелден открыла дверь и вышла из квартиры.

Несколько мгновений оба мужчины молчали, уставившись туда, где минуту назад стояла Хелден.

– Она удивительная, – наконец нарушил молчание Теннисон. – Я ее очень люблю.

– Я тоже, – сказал Холкрофт, оборачиваясь к нему.

Теннисон оценил и взгляд Холкрофта, и его фразу.

– Надеюсь, вам это не доставляет лишних хлопот?

– Мне – нет, а ей, наверное, доставляет.

– Понятно. – Теннисон подошел к окну и выглянул на улицу. – Братского благословения я давать не вправе – мы с Хелден живем каждый своей жизнью, – но если бы и мог, то не уверен, что благословил бы вас.

– Спасибо за откровенность.

Теннисон обернулся:

– Да, я человек откровенный. Вас я почти не знаю. Мне вы известны лишь со слов Хелден, да еще самому кое-что удалось разузнать. То, что сообщила мне Хелден, – это всего лишь ваш собственный рассказ о себе, окрашенный, естественно, эмоциями сестры. Сведения же, которые собрал я сам, несколько туманны и не совсем вписываются в довольно радужную картину, нарисованную сестрой.

– Нам есть о чем спросить друг друга. Начнете вы?

– Это не так уж важно, не правда ли? Вопросов у меня немного, и все они очень прямые. – Голос Теннисона внезапно стал резким. – Что вас связывает с Морисом Граффом?

– Я думаю, Хелден вам все рассказала.

– Она рассказала то, что вы сообщили ей. Теперь извольте рассказать мне. Я все же немного опытнее своей сестры и не собираюсь принимать все на веру. За долгие годы я научился не верить людям на слово. Зачем вам понадобилось встречаться с Граффом?

– Я искал вас.

– Меня?

– Не лично вас. Любого из фон Тибольтов. Мне нужны были сведения о вашей семье.

– Почему вы обратились именно к Граффу?

– Мне его рекомендовали.

– Кто?

– Я не помню.

– Вы не помните?! В Рио-де-Жанейро миллионы людей, и вдруг кто-то, почему- то случайно, рекомендует вам обратиться именно к Морису Граффу.

– Так оно и было.

– Это смешно.

– Погодите. – Ноэль попытался восстановить цепочку событий, которые вывели его на Граффа. – Все началось в Нью-Йорке…

– Что началось? Графф был в Нью-Йорке?

– Нет, в Нью-Йорке было консульство. Я пошел в бразильское консульство на прием к атташе. Мне надо было выяснить, каким образом можно установить местонахождение семьи, иммигрировавшей в Бразилию в середине сороковых годов. Сопоставив факты, атташе догадался, что речь идет о переселенцах из Германии, и прочел мне целую лекцию про вторую натуру немцев, про то, что лежит у них в подсознании.

– Я понял. Продолжайте.

– Потом он все же рассказал мне, что в Рио существует очень мощная, сплоченная община немцев, которой верховодят несколько могущественных людей, и все пытался отговорить меня от поисков пропавшей без вести семьи, заявив, что моя затея может оказаться опасной. Наверное, он излишне драматизировал ситуацию оттого, что я не назвал ему конкретных имен.

– И слава богу, что вы этого не сделали.

– Когда я приехал в Рио, мне не удалось обнаружить никаких следов. Даже иммиграционная картотека была сплошь фальсифицирована.

– Эта операция стоила огромных усилий очень многим людям, – горько заметил Теннисон. – Другого способа защиты у нас не было.

– Оказавшись в тупике, я вспомнил слова атташе о том, что германской общиной руководят некие могущественные люди, – продолжил Холкрофт. – Я пошел в немецкий книжный магазин и навел у клерка справки о больших особняках. Я назвал эти дома «баварскими», но клерк сразу понял, что именно меня