– Если напрячь память, то окажется, что я был арестован в Цюрихе, – резко бросил он в ответ. – Вы можете проверить это у ваших друзей из цюрихской полиции. Видите ли, я люблю попадать под арест в каждой стране, которую посещаю. Это самый лучший способ познакомиться с местными традициями.
Анна не обратила ни малейшего внимания на колкость.
– Расскажите мне, за что вас арестовали.
– Вам это известно не хуже, чем мне.
Наварро посмотрела на своего задумчивого соседа, а потом снова на Бена.
– За последнюю пару дней вас самого несколько раз чуть не убили. В том числе и сегодня…
Бен с удивлением почувствовал, что сквозь владевшую им унылую, почти безнадежную тревогу прорывается теплая волна благодарности.
– Вы спасли мне жизнь. Думаю, что я должен поблагодарить вас.
– Вы чертовски правы: должны, – ответила она. – А теперь сообщите мне, что вы сами думаете на этот счет? Почему кто-то пытался убить вас? Кому могло быть известно, чем вы занимаетесь и куда направляетесь?
Хорошая попытка, леди.
– Я понятия не имею.
– Могу поспорить, что какие-то соображения у вас все же есть.
– Сожалею. Может быть, вам стоит спросить у ваших друзей из ЦРУ, что они так старательно покрывают. Или ваша контора тоже участвует в прикрытии?
– Мистер Хартман, ваш брат-близнец погиб в Швейцарии, в подозрительной авиационной катастрофе. А совсем недавно вы оказываетесь связаны с несколькими перестрелками, случившимися в этой стране, причем ни одна из них не имеет никакого объяснения. Можно подумать, что смерть окружает вас, словно запах дешевого одеколона. Что, по вашему мнению, я могу обо всем этом думать?
– Думайте, что хотите. Я не совершал никакого преступления.
– Я хочу еще раз спросить вас: откуда вы узнали их имена и адреса?
– Чьи?
– Россиньоля и Ленца.
– Я уже сказал вам – от общих знакомых.
– Я в это не верю.
– Верьте, во что хотите.
– Что вы скрываете? Почему вы не желаете быть со мной откровенным, мистер Хартман?
– Извините. Мне нечего скрывать.
Агент Наварро вытянула и снова согнула свои длинные красивые ноги.
– Мистер Хартман, – сказала она; было заметно, что ею владело крайнее раздражение. – Я хочу предложить вам сделку. Вы будете сотрудничать со мною, а я постараюсь убедить швейцарцев и австрийцев отступиться от вас.
Могла ли она быть искренней? Недоверие стало у него чуть ли не инстинктом.
– Учитывая, что, судя по всему, именно вы направили их следить за мною, ваши слова кажутся мне пустым обещанием. Я не обязан больше оставаться здесь, не так ли?
Анна молча смотрела на него, покусывая зубами щеку изнутри.
– Нет, не обязаны. – Она вынула из сумочки визитную карточку, что-то приписала на ней и протянула Хартману. – Если вы вдруг передумаете, то здесь телефон номера гостиницы, в которой я остановилась в Вене.
Все закончилось. Слава богу. Бен вздохнул, ощутив, как воздух заполнил самые дальние уголки его легких, и его беспокойство внезапно снова усилилось.
– Было приятно познакомиться с вами, агент Наварро, – сказал он, поднимаясь. – И еще раз примите благодарность за то, что вы спасли мне жизнь.
Глава 26
Боль была резкой и чрезвычайно сильной; любой другой человек непременно лишился бы сознания. Собрав в кулак все свое умение концентрироваться, Тревор отправил боль в иное тело – в двойника, которого он сумел с предельной четкостью представить себе; пусть теперь двойник, а не он изнемогает от страданий. Держась на одной лишь силе воли, он сумел найти путь через Вену к дому на Таборштрассе.
Затем он вспомнил, что автомобиль, на котором он ехал, был краденым. Его мозг работал очень вяло, и именно это встревожило Тревора больше всего.
Он отогнал машину на пять кварталов и оставил там; ключи болтались в замке зажигания. Возможно, какой-нибудь идиот снова угонит «Пежо» и попадет в общегородскую облаву, которая, он был уверен, должна вот-вот начаться.
Пошатываясь, он тащился по улице, игнорируя бесчисленные взгляды прохожих. Он знал, что пиджак костюма пропитан его собственной кровью, и потому надел сверху пальто, но и сквозь него уже проступила кровь. Он потерял много крови. Он чувствовал головокружение.
Он был в состоянии вернуться на Таборштрассе, к наружной двери с медной табличкой, на которой было написано: «Д-Р ТЕОДОР ШРАЙБЕР, ТЕРАПИЯ И ОБЩАЯ ХИРУРГИЯ».
В приемной было темно, и, когда Тревор позвонил, не последовало никакого ответа. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, так как уже минуло восемь часов вечера, а доктор Шрайбер имел приемные часы и придерживался их. Но Тревор все равно продолжал нажимать на кнопку. Он знал, что Шрайбер живет в квартире, примыкающей к его маленькому офису и звонок из приемной проведен и в жилые комнаты.
Через пять минут в приемной зажегся свет, и из динамика послышался громкий и раздраженный голос:
–
– Doktor Schreiber, es ist Christoph. Es ist ein Notfall.[64]
Электронный замок, запиравший входную дверь, щелкнул, и дверь отворилась. После этого открылась дверь, ведущая из вестибюля внутрь; на ней тоже красовалась табличка с именем доктора.
У доктора Шрайбера был недовольный вид.
– Вы прервали мой обед, – важно заявил он. – Я полагаю, что у вас действительно были серьезные… – Тут он заметил промокшее от крови пальто. – Хорошо, хорошо, следуйте за мной. – Врач повернулся и зашагал в свой смотровой кабинет.
Доктор Шрайбер имел сестру, которая несколько десятков лет прожила в Дрездене, в Восточной Германии. До тех пор, пока не разрушили Стену, – он убежал из Восточного Берлина в 1961 году, а его сестра была вынуждена остаться там, – этого простого географического казуса было вполне достаточно для того, чтобы дать восточногерманской разведке власть над доктором.
Впрочем, штази не стремилась шантажировать Шрайбера или заставлять его шпионить – как будто врач мог когда-нибудь оказаться полезным в качестве шпиона. Нет, штази нашла для него гораздо более спокойное и полезное занятие: просто оказывать медицинскую помощь ее агентам в Австрии в критических случаях. В Австрии, как и во многих других странах, закон требует от врачей сообщать об огнестрельных ранениях в полицию. Доктору Шрайберу приходилось вести себя более чем осторожно, когда у него – как правило, глубокой ночью – появлялся случайно раненный агент штази.
Тревора, который много лет прожил в Лондоне в качестве тайного агента штази, до того как его завербовали в «Сигму», нередко под предлогом деловой поездки посылали в Вену, и дважды ему потребовалась помощь хорошего врача.
Даже теперь, когда «холодная война» давно закончилась и срок давности по преступлению Шрайбера – тайное содействие Восточной Германии – почти истек, Тревор почти не сомневался в том, что врач согласится сотрудничать с ним. Шрайбера все еще могли привлечь к суду за содействие штази. А этого он, конечно, не хотел.
Даже уязвимое положение доктора Шрайбера не могло заставить его удержаться от ехидных колкостей, за которыми он не слишком старательно скрывал свое негодование.
– Вы чрезвычайно везучий человек, – бесцеремонно заявил врач. – Посудите сами, пуля прошла прямо над вашим сердцем. Окажись угол чуть попрямее, и вы умерли бы на месте. Вместо этого она, похоже,
