превращает «Дженис» больше чем в монополию. Что-то вроде гигантского картеля без четких границ...
– Не понимаю...
– С помощью «Дженис» от самого населенного штата избирается старший сенатор, а министерство юстиции идет на компромисс с известным юристом, принявшим то или иное решение... Но ведь это решение – даже если его потом оспорят и отменят – обойдется в миллионы, даже триллионы, прежде чем попадет в суды...
– Ну, а что ты думаешь выяснить на этих двух последних встречах? С Грином и Йаном Гамильтоном?
– Возможно, то же самое, только в несколько больших масштабах... И на другом уровне. Армбрастер назвал «Дженис» своеобразной воронкой. Думаю, то же самое можно отнести и к Арону Грину: через него проходят огромные суммы, которые он пристраивает в нужных местах. И так из года в год... Гамильтон же меня пугает: долгое время он был советником президента...
Филис неожиданно для себя услышала страх в голосе мужа. Эндрю подошел к окну, облокотился на подоконник и прижался лицом, к стеклу. В задумчивости смотрел он на затянутое облаками небо: вот-вот должен пойти снег.
– Мне кажется, тебе следует быть осторожным. Прежде чем предпринимать какие-либо шаги...
Обернувшись через плечо, Эндрю взглянул на жену и улыбнулся – ласково, с облегчением.
– Если бы ты только знала, сколько раз я напоминал себе об этом... Это так нелегко...
– Еще бы!
Их разговор прервал телефонный звонок, и Филис взяла трубку. Тривейн так и остался стоять у окна. О том, что он здесь, знали только сотрудники «1б00» и лечащий врач. Больше никто...
– Да, конечно, Джонни, – ответила Филис и протянула трубку мужу, – Это Джон Спрэгью!
Тривейн бросился от окна к телефону: Джон Спрэгью, друг его детства из Бостона! Они и теперь так же дружат. К тому же Джон их семейный врач.
– Да, Джонни?
– С коммутатора сообщили, что тебя кто-то спрашивал, Энди! А если тебя нет, просили подозвать врача Филис. Я могу поговорить, Энди.
– А кто спрашивал?
– Некто Викарсон.
– О Господи. Что случилось?
– Он перезвонит через пару минут.
– Я знаю. Он звонит из Денвера. Мне спуститься на коммутатор? Или можно поговорить отсюда?
– Конечно, Эндрю, он позвонит в номер. Повесь трубку.
Нажав на рычаг и продолжая держать трубку в руке, Тривейн повернулся к жене.
– Это Сэм Викарсон. Я не говорил ему, что еду к тебе. Мы договорились, что я позвоню ему сам, после того, как они вернутся. Сейчас он в Денвере... Не думаю, что он уже закончил все свои дела...
Тривейн говорил нервно, отрывисто, и его жена поняла, что он встревожен.
Зазвонил телефон – один короткий гудок.
– Сэм?
– Мистер Тривейн, мне повезло, что я застал вас в больнице; в аэропорту сказали, что ваш «леар» улетел в Уэстчестер!
– Что-нибудь случилось? Как дела с «Дж.м.» и локхидскими филиалами?
– Как мы и предвидели... Они готовы составить новые ведомости, поскольку в противном случае мы пригрозили им штрафом... Но я звоню вам совсем по другому поводу. Все дело в Боннере!
– А что с ним?
– Он исчез!
– Что?
– Исчез, испарился! Не был на встречах, покинул утром отель в Бойсе и не встретил нас в аэропорту. Ни слова, ни записки... Может быть, вы знаете, где он?
Энди крепко сжал в руке телефонную трубку. Он понимал, что Викарсон ждет от него указаний, и пытался что-то быстро придумать.
– Когда вы видели его в последний раз?
– Мы завтракали вместе в Бойсе...
– И как он вам показался?
– Выглядел превосходно. Правда, несколько молчаливым, вроде устал или голоден... Он собирался присоединиться к нам в аэропорту, но не пришел.
– Вы говорили обо мне за завтраком?
– Конечно! В связи с вашей женой: что вы беспокоитесь. Что-то в этом роде.
– И это все?
