– Раньше ты мне не говорил, что рассказал ему эту... душещипательную историю. Ты просто сказал, что мне нужно обследоваться. Так?
– Я не вдавался в детали, поскольку не слишком доволен собой.
– Как и я... А теперь вернемся к Полу. Если, как ты сказал, он принял твою историю обо мне и исчез, не сказав никому ни слова, то, я думаю, он узнал правду и старается найти тебя.
– Один черт!
– Ничего подобного. Пол доверяет тебе, во всяком случае, доверял. А теперь, узнав правду из вторых рук, разозлился: он не привык так получать информацию.
Тривейн прекрасно понимал логику рассуждения жены. Действительно, Пол Боннер именно из этой породы: привык присматриваться к людям, давая им определения, ярлыки, которых они, на его взгляд, заслуживали. Но делал он это только тогда, когда был твердо уверен в своей правоте. Он готов противостоять тем, кто высмеивал его суждения, поскольку знал, что помощи ждать неоткуда. Предположения Филис строились на том, что Боннер узнал о нем правду. Но это невозможно! Правду знали только три человека:
Сэм Викарсон, Алан Мартин и Майкл Райен... Невозможно!
– Этого не может быть, – сказал Энди. – Он не мог узнать! Неоткуда!
– Ты ужасный лгунишка, Тривейн, – улыбнулась Филис.
– Уже становлюсь лучше. Боннер же мне верил... Они устроились поудобнее в креслах, и Энди включил телевизор: решил посмотреть семичасовые новости.
– Может, выяснится, что он умчался из Бойсе на какую-нибудь маленькую войну? Сам он называет такое диверсионной тактикой... – сказал Тривейн.
– А как ты собираешься завтра встретиться с Грином? Ты ведь даже не знаешь, в городе он или нет!
– Пока не знаю... Но, конечно, найду его... Через час поеду в Барнгет, а в десять позвоню Викарсону. У него уже будет вся информация об этом человеке, придется только кое-что уточнить... Знаешь, Фил, на прошлой неделе я обнаружил весьма интересный факт...
– Я просто сгораю от нетерпения.
– Правда, Фил, – с некоторым смущением проговорил Тривейн, поднося бокал с вином к губам, – я серьезно! Знаешь что? Вся эта так называемая секретная работа, связанная с получением информации и прочей чепухи, на самом деле только игра, обыкновенная детская игра...
Он поставил бокал на стол и посмотрел на жену – любимую, все понимающую жену, – а потом с грустью добавил:
– При условии, конечно, что в нее играют дети.
Марио де Спаданте смотрел семичасовые новости в постели. Дважды за это время он позвал в комнату жену: в первый раз она принесла ему кока-колу со льдом, во второй – передвинула подставку, на которой стоял телевизор, немного влево, чтобы висевшее над кроватью золотое распятие не отражалось в экране и не мешало изображению.
Потом он сказал ей, что намерен поспать. В ответ жена пожала плечами: у них уже давно были отдельные спальни, они давно жили в разных, непересекающихся мирах. Они едва разговаривали друг с другом, разве только на свадьбах и похоронах, ну и, конечно, когда приезжали внуки. Зато у нее был теперь большой, прекрасный дом с большой кухней и большим садом.
И еще была машина – тоже большая, с шофером, готовым в любой момент отвезти ее куда угодно.
Не сказав ни слова, жена де Спаданте вернулась в большую кухню и принялась готовить ужин, включив свой собственный телевизор. Может, кому-нибудь позвонить по модному французскому телефону, стоявшему на мраморном столике?..
Ничего интересного для себя в первые три минуты Марио не услышал, а следующие двадцать пять представляли собой подробное изложение новостей, которые то и дело к тому же прерывались рекламой. Поморщившись, Марио выключил телевизор. Он в самом деле устал, но усталость его была вызвана совсем не теми причинами, о которых он говорил брату. Обычно он останавливался ненадолго в Лас-Вегасе, чтобы отвести душу с подружкой, но дела подгоняли, и ему то и дело приходилось говорить подружке, что он должен ее покинуть. А тут еще звонки, звонки. И один – от Уэбстера, из Белого дома... В среду, в полночь, де Спаданте пришлось улететь из Лас-Вегаса в Вашингтон.
В Вашингтон...
Да, что там говорить, даже хладнокровный Уэбстер стал ослаблять хватку: каждый за себя, Марио понимал.
Черт побери! Всему свое время! Время говорить и время разделывать туши! С него хватит и той электрической системы в Барнгете. Пора кончать с Тривейном! Сейчас.
Спокойный отчет еще одного глубоко оскорбленного подкомитета с достоинством получен теми, кто его запрашивал. Получен – и забыт. Похоронен. Что ж, так оно и должно быть.
Зазвенел телефон, и де Спаданте почувствовал раздражение. Но увидев, что звонят по его личному номеру, все-таки снял трубку: по этому телефону с ним связывались только по очень важным делам.
– Да?
– Марио? Это Оджи. – Это был его брат. – Он здесь!
– Где?
– В клинике...
– Ты уверен?
– Абсолютно... На стоянке стоит нанятая им машина со значком Уэстчестерского аэропорта. Мы
