того, чтобы сохранить мир, чтобы противники находились в постоянном контакте, чтобы благодаря этому между вашими державами были открыты и горячие, и красные, и голубые линии, все это забыто. И теперь вы все шепчетесь у меня за спиной. Вы распространяете небылицы о каких-то несуществующих банковских счетах и даже о моем скромном жилище. Вы даже не можете предположить, что каждая дойчмарка, которую я имею, заработана мною в поте лица своего! Когда я ушел со сцены, никто из вас не мог смириться с этим, поскольку вы потеряли возможность пинать меня со всех сторон. И теперь вот вам, пожалуйста! Очередная несправедливость!
– Я понимаю…
– Ничего вы не понимаете! – перебил Сэма немец. – Дайте мне ручку, идиот!
Испустив воздух, Кёниг подписал договор.
Глава 14
Ватиканские колокола звучали во всем своем великолепии. Отразившись эхом на площади Святого Петра, они поплыли над изваянными Бернини мраморными ангелами и были слышны далеко за пределами собора, включая и укромные уголки ватиканских садов. В одном из них, на скамейке из белого камня, сидел, наблюдая за оранжевыми лучами заходящего солнца, дородный мужчина, о чьем лице, если бы кто-нибудь попытался как можно точнее описать его, можно было бы сказать, что оно запечатлело на себе все семь десятилетий размеренной, хотя и не всегда мирной, естественной жизни, которой он жил. Лицо этого человека было сытым, однако в его крестьянских чертах, несколько сглаженных складками кожи, не было и намека на избалованность. Огромные карие глаза мягко смотрели на окружающий его мир. Но в них можно было обнаружить почти в тех же пропорциях и силу, и проницательность, и решимость, и веселость.
Человек этот был одет в великолепные белые одежды, соответствовавшие занимаемому им посту. Являлся же он не кем иным, как главой святой апостольской католической церкви, потомком самого Петра, епископом Рима и духовным наставником четырехсот миллионов душ, рассеянных по всему свету.
Папой Франциском I, наместником Христа на земле.
Настоящее имя этого человека было Джиованни Бомбалини. Он родился в самом начале века в небольшой деревушке к северу от Падуи. И надо заметить, что рождение его прошло практически незамеченным, поскольку его семья не пользовалась никаким влиянием в своей деревне. Принимавшая Джиованни акушерка даже позабыла сообщить деревенскому чиновнику о результате своих трудов, как, впрочем, и трудов своей клиентки: по простоте душевной она была уверена в том, что церковь сама позаботится обо всем, поскольку крещение приносило доход. И вполне возможно, что появление Джиованни на свет никогда не было бы официально зарегистрировано, если бы его отец не заключил со своим кузеном Фрескобальди, который жил севернее Падуи, на расстоянии трех деревень от него, пари относительно того, что его второй ребенок обязательно будет мужского пола, и, опасаясь, как бы кузен не оспорил пари, сразу же поспешил к деревенским властям.
Однако в этом же самом пари было и другое условие. И оно выражалось в том, что жена этого самого Фрескобальди, которая должна была родить приблизительно в то же время, произведет на свет девочку. Но поскольку случилось обратное и она родила мальчика, пари было аннулировано. Родившийся же мальчик, которого назвали Гвидо, согласно официальным записям, был всего на два дня моложе своего кузена Джиованни.
С самого раннего детства Джиованни резко отличался от других деревенских ребятишек. Взять хотя бы то, что он не захотел учить катехизис на слух, поскольку решил сначала прочитать его и только потом уже заучить наизусть. Данное обстоятельство весьма расстраивало деревенского священника, поскольку такое решение нарушало общепринятый порядок и к тому же являлось своеобразным вызовом его авторитету. Тем не менее желание мальчика было удовлетворено.
Надо заметить, что поведение Джиованни Бомбалини вообще отличалось экстраординарностью. И хотя он никогда не увиливал от полевых работ, он редко уставал настолько, чтобы не провести полночи с книгами. Причем читал он практически все, что только мог достать. В возрасте двенадцати лет он впервые посетил библиотеку в Падуе. Она была меньше библиотеки в Милане и не шла ни в какое сравнение с библиотеками Венеции и, конечно, Рима. Но те, кто знал Джиованни, утверждали, что он прочитал все книги сначала в Падуе, а потом в Милане и в Венеции. Именно в то время его священник и рекомендовал святым отцам в Риме обратить внимание на способного парня.
В церкви Джиованни нашел то, что искал. И поскольку он усердно молился, что было несравненно легче, чем работать в поле, хотя занимало ничуть не меньше времени, ему было разрешено читать намного больше, нежели он даже мог представить себе.
Когда Джиованни исполнилось двадцать два года, он был посвящен в сан. Поговаривали, что к тому времени он обладал фантастической эрудицией и был самым начитанным священником в Риме. Но Джиованни не обладал внешностью классического эрудита и к тому же высказывал далеко не ортодоксальные взгляды в отношении повседневной жизни. В литургической истории он чаще всего искал исключения и компромиссы, особенно отмечая то, что церковные писания черпали свою силу в существующих противоречиях. Причем некоторые считали, что делал он так злонамеренно.
А в двадцать шесть лет Джиованни Бомбалини был уже для Ватикана настоящей болью в голове. Со становившейся все более и более мужицкой внешностью, он являл собой полнейший антипод классического образа изможденного ученого, столь милого римской церкви, и походил скорее всего на карикатурное изображение крестьянина из северных районов. Низкорослый, приземистый, широкий в талии, он выглядел бы куда более на своем месте в хлеву, нежели в мраморных холлах ватиканских дворцов. И ни обширнейшие теологические познания, ни добрый нрав, ни даже глубокая вера не могли компенсировать нежелательной эволюции его образа мыслей и огрубления внешности. В результате его посылали служить в непрестижные приходы Золотого Берега, Сьерра-Леоне, Мальты и даже в Монте-Карло. Правда, в последний пункт его направили по ошибке. Усталый ватиканский чиновник вместо бразильского города Монтис-Кларус, о котором он, по всей видимости, даже и не слышал, вписал в соответствующее направление Монте-Карло. Эта оплошность изменила судьбу Джиованни Бомбалини.
Надо сказать, что в столице рулетки и бивших через край эмоций новый священник с его простоватой внешностью, выразительными глазами, мягким юмором и головой, набитой знаниями, перед которыми отступили бы даже двенадцать финансистов, собранных вместе, вызвал большой интерес. И на Золотом Берегу, и в Сьерра-Леоне, и на Мальте ему практически нечего было делать, и он в свободное от молитв и занятий с прихожанами время очень много читал, пополняя свою и без того феноменальную копилку знаний.
Давно и хорошо известно, что люди, живущие в постоянном нервном напряжении, рискующие изо дня в день, расслабляются с помощью алкоголя и как никто другой нуждаются в душевном успокоении. И такое успокоение этим заблудшим овцам нес не кто иной, как отец Бомбалини. К великому удивлению всех этих блудных сынов, они увидели перед собой не простого священника, налагающего епитимью, а в высшей степени интересного парня, который мог беседовать с ними на какую угодно тему. Этому удивительному клирику ничего не стоило часами рассуждать о мировых рынках, исторических прецедентах и давать политические прогнозы. Но больше всего его прихожанам импонировало то, что он любил поговорить о самых разных кулинарных изделиях. Сам он при этом отдавал предпочтение простым блюдам и соусам, избегая совершенно неуместных ухищрений, свойственных так называемой высокой кухне.
И уже очень скоро отец Бомбалини стал частым посетителем самых крупных отелей и лучших домов Лазурного берега. Этот эксцентричного вида, полноватый прелат оказался превосходным рассказчиком, и, находясь рядом с ним, каждый начинал вдруг чувствовать себя намного лучше перед тем, как совершить удачное путешествие к чужой жене.
В результате всей этой деятельности на имя Бомбалини стали поступать значительные суммы денег, пожертвованных церкви, со все увеличивающейся интенсивностью.
Понятно, что Рим не мог больше делать вид, что не замечает Бомбалини. Да и ватиканские казначеи по вполне понятным причинам все чаще и чаще упоминали его имя.
Во время войны Бомбалини находился в столицах стран антигитлеровской коалиции и в их действующих армиях. Это объяснялось двумя причинами. Во-первых, он весьма твердо заявил своему руководству, что не может оставаться нейтральным по отношению к замыслам гитлеровского командования. Он обосновал свое заявление на шестнадцати страницах, на которых приводил исторические, теологические и литургические
