Хорошо, он повернул дело так, что этим партизанам-актерам не придется теперь во исполнение приказа расправляться с нами в каком-нибудь ущелье: это ведь всегда ущелья, утесы или что-то в том же роде. Но как удалось ему такое? И что произошло в Форт-Беннинге? Мы все испытали столь огромное облегчение, когда он сообщил нам, что отныне можно спать спокойно, что так и не спросили его ни о чем.
– Это не совсем точно, Дженнифер: спать спокойно нам еще рано, – возразил ей Арон. – Мы с генералом условились разговаривать по телефону крайне осторожно, поскольку, как указал он справедливо, убийц в Хуксетт смогли послать только потому, что нас подслушали: как известно, прослушивание телефонов – дело обычное.
– Я думал, телефонная линия там выведена из строя, – сказал Дивероу.
– Только на словах, а не на деле. Вчера вечером он не мог мне сказать того, что сказал сегодня утром.
– Прослушивание, выходит, прекращено? Но как мог он об этом узнать?
– Это не имеет значения. Сегодня утром он звонил из автомата в закусочной Софи на дороге девяносто три. Превозносил вовсю польскую копченую колбасу с чесноком и яйца…
– Пожалуйста, мистер Пинкус! – прервала Арона Редуинг. – Как там насчет Форт-Беннинга? Что он сказал?
– До обидного мало, моя дорогая, но достаточно, чтобы ваш престарелый правовед мог поразмыслить о том, как думают поступить с законом эти защитники идеи… Теперь, мне кажется, я уже ничему не удивлюсь.
– Тяжело это слышать, Арон.
– То, что генерал сообщил мне, действительно весит несколько тонн, молодой человек. Замечу, перефразируя слова нашего удостоенного многочисленных наград солдата, что против нас и особенно против закона, предписывающего предавать гласности рассматриваемые в судебном порядке заявления, выступила активно одна из самых влиятельных политических фигур, сумевшая так запутать свои следы, что создается впечатление, будто ее и вовсе не существовало. С ней нельзя вступить в борьбу, потому что нет ничего такого, что можно было бы поставить ей в вину…
– Проклятье! – взорвался Дивероу.
– Учитывая все, что произошло, за этим типом должно все же числиться что-то! – закричала Дженнифер. – Подождите минутку… А гангстер из Бруклина? Тот самый, которого Хаукинз нокаутировал в отеле?.. Цезарь и как-то там еще?.. Его ведь взяли под стражу!
– И проследили его связи вплоть до покойного директора Центрального разведывательного управления, – молвил Пинкус.
– Известное дело! – произнес Сэм.
– А те голые люди в отеле «Ритц»?
– От них отрекся весь Вашингтон, включая и зоопарк. А потом они были выпущены под залог, внесенный каким-то господином из Калифорнии, заявившим, будто он приверженец нудизма, и бесследно исчезли.
– Черт возьми! – воскликнула Дженни, выражая одновременно и досаду, и гнев. – Нам не следовало разрешать Хаукинзу отправлять четверых воруженных психов, вознамерившихся совершить налет на лыжный домик, туда, откуда они и явились. Мы должны были выдвинуть против них обвинение в вооруженном нападении и нарушении закона о неприкосновенности жилища… Улики налицо: огнестрельное оружие, гранаты, маски… А чего стоили их татуированные лбы?.. Мы были идиотами, что дали себя уговорить этому Повелителю Сигары…
– Моя дорогая, они совершенно ничего не знали: мы долго их допрашивали – и никакого результата. Это были маниакально запрограммированные психопаты, такие же пешки, как и те «нудисты». И, кроме того, обратиться по поводу них в полицию значило бы раскрыть свое местонахождение. Скажу еще одну вещь, хотя и против своей воли: лыжная обитель числится за моей фирмой, и поэтому подобного рода событие вызвало бы у средств массовой информации излишне большой интерес.
– Хотя я тоже не склонен осыпать Мака розами, однако считаю, что в данном случае он был прав, – произнес Дивероу. – Отослав их назад, мы предопределили появление в Бостоне «смертоносной шестерки».
– И вышли в итоге на генерала Этелреда Броукмайкла, – улыбнулся Арон злорадной, не свойственной ему улыбкой.
– Что вы имеете в виду, Пинкус? Вчера вы ясно дали понять, что к Броукмайклу не подступиться: стоит только его имени всплыть, как этого генерала тотчас же отошлют на какой-нибудь аванпост, не помеченный ни на одной карте. И еще вы говорили, что Вашингтон не позволит предать огласке имя чиновника, приказавшего поднять в воздух «Эйр-Форс-два»… Я еще, помню, была согласна с вами.
– И оба мы были правы тогда, Дженнифер, но нам недостает хитроумия и изобретательности генерала Хаукинза, как, если не ошибаюсь я, называл Сэм это. Отправляясь на встречу с генералом Броукмайклом, этот наш прекрасный военный тактик пристегнул к своей груди ремнями магнитофон, включающийся от звука голоса. Так что теперь Пентагону не удастся уже выслать Броуки Второго в неизвестном направлении и изолировать его от внешних контактов. В дополнение к вышеизложенному я должен также сказать, что генерал Хаукинз просил меня передать вам, что подал ему эту идею наш химик-наемник полковник Сайрус.
– Не трудно предположить, что имя этой могущественной политической фигуры, распорядившейся самолетом, записано на пленку, – произнес Сэм, стараясь скрыть от собеседников вспыхнувшую в нем надежду.
– Это вероятнее всего. Ведь зафиксирован же на пленке тот факт, что он прилетел на базу под чужим именем и покинул ее, не узнанный никем.
– Так кто же он, черт бы его побрал? – проговорил нетерпеливо Сэм.
– Пока что, боюсь, генерал хотел бы хранить это в тайне.
– Он не должен так поступать! – воскликнула Редуинг. – Мы все участвуем в этой игре и имеем право знать, кто этот человек!
– Генерал говорит, что сообщить Сэмми имя этого политикана – то же самое, что объявить его по радио, и что наш юный друг, узнав правду, сам бы в одиночку бросился на врага, чем значительно затруднил бы Хаукинзу дальнейшее осуществление его стратегического плана. Он выразился буквально так: «Сэм бы очень обиделся и сразу же ринулся в бой». Я знаю, что он подразумевал под этим, потому что не раз был свидетелем того, как ведет себя Сэм, когда считает, что его как юриста оскорбили.
– Но я никогда не был болтуном, – запротестовал Дивероу.
– Может, напомнить тебе о нескольких случаях, когда ты во всеуслышание критиковал суд?
– Но я имел для этого все основания!
– Я и не говорил, что ты не имел оснований: будь это так, тебе давно бы уже пришлось работать в другой фирме. На твоем счету, что делает тебе честь, по крайней мере четверо судей, которых вынудили подать в отставку, и это только в округе Бостон.
– Ну вот, сами видите!
– Примерно так же, как и я, рассуждает и генерал. Он утверждает, что ты позволял себе излишне резкие высказывания по поводу взяток пилотам и краденых вертолетов, которые перегнали откуда-то из Швейцарии в Рим. И он не хочет снова подвергать себя риску.
– Но я не должен был молчать тогда!
– Почему, Сэм? – спросила спокойно Дженнифер. – Почему вы не должны были молчать тогда?
– Потому что нельзя так делать! Нельзя ни с нравственной, ни с этической точки зрения! То был вызов признанным во всем мире юридическим нормам!
– О боже, Дивероу, прекратите! Вы кого угодно выведете из себя!.. И ни слова больше об этом!
– О чем «об этом»?
– Замолчите, и все тут!.. Итак, мистер Пинкус, а не подскажет ли нам Повелитель Древесного Ствола, что мы должны делать теперь?
– Подождем немного. Он перепишет пленку, и сегодня вечером Пэдди Лафферти привезет копию нам. И тогда, если в течение двадцати четырех часов мы ничего не услышим о генерале, я использую все свое влияние, чтобы добраться до президента Соединенных Штатов и прокрутить ему эту пленку по телефону.
