19.25. Сан-Диего. Они держали друг друга в объятиях. Калейла откинулась назад, глядя на него и проводя ладонью по его шевелюре:
– Дорогой, ты действительно хочешь сделать это?
– Ты забываешь, родная, что большую часть своей сознательной жизни я постоянно сталкивался со склонностью арабов к переговорам.
– Называть это переговорами было бы преувеличением, но, конечно, не обманом! Ведь они с подозрением относятся ко всему, что ты скажешь.
– Им захочется поверить мне. Так уж устроен мир! Мы всегда готовы принимать желаемое за действительное. И потом, когда я их увижу, встречусь с ними, мне будет абсолютно все равно, поверят они мне или нет.
– Мне, Эван, не по душе этот твой настрой! – сказала Калейла. – Они моральные пигмеи, то есть подножка – это их уровень. Они станут действовать низко и грязно. Убьют, привяжут к ногам камень, и окажешься ты на дне Тихого океана.
– Тогда придется им сказать, что у меня в офисе знают, где я буду сегодня вечером.
– Это случится не сегодня, дорогой. Низко и грязно не значит глупо. Там всего понамешано. Неизвестно, кого Боллингер пригласил на встречу с тобой. Одно могу посоветовать: используй свое общепризнанное спокойствие и будь убедительным.
Зазвонил телефон, и Эван направился к нему.
– Пришла машина. – Он обернулся к Калейле. – Серая, с затемненными окнами, как и подобает машине из резиденции вице-президента в горах.
20.07. Сан-Диего. Стройный мужчина торопливо прошел к выходу аэровокзала международного аэропорта в Сан-Диего. На правом плече висела на ремне спортивная сумка, а в левой руке он держал медицинский саквояж черного цвета. Автоматические стеклянные двери захлопнулись за ним, едва только он вышел на бетонированную площадку стоянки такси. На минуту он остановился, затем направился к первой машине, открыл дверь. Водитель мгновенно опустил газету, которую читал до этого.
– Думаю, вы свободны, – бросил пассажир, усаживаясь на сиденье рядом с водителем.
– Никаких поездок дольше часа, мистер! Я обязан поставить машину на ночь в таксопарк.
– Успеете.
– Куда ехать?
– В горы. Я знаю дорогу. Я покажу.
– Пожалуйста, точный адрес, мистер. Это закон.
– Калифорнийская резиденция вице-президента США годится?
– Вот это совсем другое дело! – ответил водитель с ухмылкой.
Такси тронулось рывком, и пассажир, известный каждому на юго-западе Колорадо как доктор Юджин Лайонс, резко дернулся. Однако он не заметил этого маневра, так как собственный гнев заслонял все остальное. Он человек, которому задолжали, человек, которого обманули…
Глава 39
Вице-президент США Орсон Боллингер встретил Кендрика довольно тепло. Можно сказать, дружески.
– Конгрессмен, – сказал он, широко улыбаясь, – рад приветствовать вас в своей калифорнийской обители. Все уже собрались и…
– Все? – прервал его Кендрик.
– Не все, конечно, а только те, кого удалось оповестить о том, что состоится встреча по вашей просьбе. Всего семь человек. Прошу! – Жестом он пригласил Кендрика следовать за ним.
Они вошли в просторную библиотеку, где было все как полагается – высокий потолок, тяжелые переплеты окон, обшитые дубом стены, кожаная мебель и повсюду стеллажи с книгами. Впрочем, огромное помещение весьма смахивало на склеп, хотя голос вице-президента прозвучал довольно гулко:
– Господа, знакомьтесь! Это конгрессмен Эван Кендрик, по чьей инициативе мы сегодня собрались.
Орсон Боллингер быстро представил всех сидящих за овальным дубовым столом, но Кендрик мгновенно уловил, что имена и фамилии, а также должности некоторых из присутствующих на самом деле не соответствуют действительности. Он внимательно вглядывался в лица, как будто собирался писать их портреты.
– Господа, – продолжил Боллингер, опускаясь в полукресло с высокой спинкой и указывая Эвану на кресло рядом, – мы решили не устраивать официальный прием по случаю Рождества в связи с безвременной кончиной наших дорогих Эндрю и Ардис. – Боллингер помолчал. – Ардис не мыслила себе жизни без него. Надо было видеть их вместе, чтобы понять и оценить их бесконечную любовь и нежность…
После этих слов последовали кивки и междометия, выражающие полное согласие с мнением вице- президента.
– Я полностью разделяю вашу скорбь, господин вице-президент, – сказал Кендрик, приняв удрученный вид. – Как вам, должно быть, известно, я познакомился с миссис Ванвландерен много лет назад в Саудовской Аравии. Замечательная была женщина. И такая, я бы сказал, впечатлительная…
– Нет, конгрессмен, я этого не знал…
– Теперь это уже не имеет значения. Во всяком случае, я Ардис Ванвландерен никогда не забуду. Повторяю, изумительная была женщина…
– Конгрессмен, мы собрались здесь по вашей просьбе, – сказал первый помощник Орсона Боллингера. – Нам известно о мерах, предпринятых против вице-президента в Чикаго, и, как мы понимаем, вполне возможно, вы в том не принимали участия.
– Я уже объяснил вице-президенту, мне об этом ничего не было известно, поскольку у меня совершенно иные планы, не имеющие никакого отношения к политической деятельности.
– Тогда почему бы вам открыто не объявить о вашем нежелании участвовать в выборах? – спросил второй помощник.
– Думаю, все не так просто, как нам кажется. Не правда ли? Я был бы неискренним, если бы сказал, что мне не польстило это предложение. И в течение пяти дней мои люди зондировали почву как среди рядовых членов, так и среди лидеров моей партии. Они пришли к выводу, что моя кандидатура наиболее выигрышная.
– Но ведь вы только что сказали, что у вас другие планы, – заметил человек весьма плотного телосложения в серых фланелевых брюках и темно-синем блейзере с металлическими пуговицами желтого цвета.
– Я сказал, что у меня иные планы, но еще ничего не решено окончательно.
– Какова ваша точка зрения, конгрессмен, относительно приостановки своей компании? – спросил первый помощник.
– Этот вопрос, думаю, следует обсуждать вице-президенту и мне. Не правда ли?
– Здесь мои люди, – заметил Боллингер.
– Понимаю, сэр. Но здесь нет моих людей. К примеру, мне бы не помешало по кое-каким вопросам навести справки.
– Вы не производите впечатления человека, которому требуются консультации, – сказал первый помощник Боллингера. – Я видел вас по телевизору. На мой взгляд, у вас вполне устоявшиеся убеждения.
– Да, это так! Я не в силах их изменить, даже если бы и появилось намерение кое от чего отказаться. Тут уж ничего не поделаешь! Как у зебры – полоса темная, полоса светлая…
– Вы, случайно, лошадьми не торгуете? – спросил долговязый молодой человек в футболке и с очень загорелым лицом.
– К вашему сведению, я ничем не торгую и не торговал, – отчеканил Кендрик. – Я просто хочу разъяснить ситуацию, которая не всем ясна, но которая должна быть хорошо понята.
– Не принимайте близко к сердцу то, что говорится необдуманно, – сказал Боллингер, кинув неодобрительный взгляд на своего загорелого консультанта. – Речь идет не о торговле, а о своего рода коммерции, свойственной представителям нашей демократической партии. А теперь, что это за ситуация, которую вы намерены прояснить?
