Эван и Калейла одновременно закивали, как бы смиренно подтверждая, что больной строго соблюдает предписания врачей, а слова Калейлы всего лишь шутка.
– У него необыкновенный запас прочности, я не встречал другого человека с такой же жаждой жизни, – сказал Эван. – Но мы, когда находимся рядом, следим за ним самым серьезным образом.
– Пожалуйста, поймите меня правильно, конгрессмен, я не хочу вас обманывать. Ваш друг очень больной человек. Восемьдесят шесть лет – само по себе солидный возраст.
– Ему восемьдесят шесть? – удивился Эван.
– А вы разве не знали?
– Нет. Он говорит, что ему восемьдесят один!
– И думаю, сам в это верит. Вайнграсс относится к такому сорту людей, которые в шестьдесят заново отмечают пятидесятипятилетие и навсегда забывают о почти уже прожитых годах. Кстати сказать, в этом нет ничего плохого. Чтобы иметь полное представление об истории его болезни, мы подняли из архива медицинскую карту тех лет, когда он жил в Нью-Йорке. Между прочим, вы знали, что к тридцати двум годам Мэнни уже трижды был женат?
– И жены, уверен, до сих пор ждут, что он к ним вернется.
– О нет! Они уже все ушли. В Атланте у него тоже были связи. Понимаете, нам пришлось этим поинтересоваться на предмет скрытых сексуальных осложнений…
– А как насчет того, чтобы проверить Лос-Анджелес, Париж, Рим, Тель-Авив, Рияд и все Эмираты? – сухо перебила патолога Калейла.
– Замечательно, – тихо, но внятно произнес патолог, вероятно обдумывая услышанное с медицинской точки зрения, а возможно, и просто завидуя. – Что ж, мне надо уезжать, к полудню необходимо вернуться в Денвер. Спасибо вам, конгрессмен, за ваш личный самолет. Это сэкономило мне кучу времени.
– Я не мог поступить иначе, доктор. И ценю все, что вы сделали и делаете.
Патолог немного помедлил, глядя на Эвана.
– Я только что сказал «конгрессмен», мистер Кендрик. Но наверное, правильнее было бы называть вас «мистер вице-президент», поскольку я, как и вся страна, верю, что так оно и будет. Откровенно говоря, если бы вы не участвовали в избирательной гонке, я вообще не пошел бы голосовать. И знаю, так же поступили бы многие мои друзья и товарищи.
– Это не жизнеспособная позиция, доктор. Кроме того, решение еще не принято… Пойдемте, я провожу вас до машины. Калейла, проверь нашего старца-сибарита и убедись, что он не принимает ванну из шотландского виски, хорошо?
– Если он это делает, ты думаешь, я туда войду?.. Но конечно, проверю… – Рашад пожала руку патологу из Денвера и сказала: – Спасибо вам за все.
– А я и все будем вам благодарны, если вы убедите этого молодого человека стать следующим вице- президентом.
– Повторяю, – с нажимом произнес Кендрик, провожая терапевта по лужайке к подъездной дорожке. – Решение еще не принято.
– Это решение должно быть принято! – закричал Эммануил Вайнграсс. Он сидел в кресле- качалке на застекленной веранде напротив Эвана и Калейлы, устроившихся на своих обычных местах на диване так, чтобы хорошо видеть обоих. – Ты что думаешь, все закончено? Боллингер и его фашиствующие ворюги убрались, и некому занять их место? Неужели ты настолько глуп?
– Выброси это из головы, Мэнни, – посоветовал Эван. – Мы с Лэнгфордом Дженнингсом расходимся во взглядах по очень многим позициям. По-моему, президенту не очень-то удобно иметь дело с человеком, который в чем-то с ним не согласен. Он просто не знает…
– Лэнг все это знает! – рявкнул Вайнграсс.
– Лэнг?
Старый архитектор пожал плечами:
– Ну ладно, придется сказать, все равно ты об этом узнаешь…
– О чем я узнаю?
– Дженнингс был настолько любезен, что пригласил себя сюда на ленч. Это произошло несколько недель назад, пока ты и моя милая дочурка утрясали дела в Вашингтоне… Так что же я должен был сделать? Сказать президенту Соединенных Штатов, что он не может ненадолго ко мне забежать?
– О, черт! – пробормотал Кендрик.
– Прими это, любимый, – вставила Калейла. – Я в восторге, просто зачарована. Продолжайте, Мэнни!
– Ну, мы обсудили множество вещей. Он не интеллектуал, скажу я вам, но умен, человек широких взглядов, это ты знаешь.
– Ничего такого я не знаю. Но как ты только осмелился за меня ходатайствовать?
– Потому что я твой отец, неблагодарный ты идиот. Единственный отец, которого ты когда-либо знал! Без меня ты до сих пор не построил бы ни одного здания вместе с саудовцами, не говоря уже о том, что никогда не покрыл бы своих расходов. И не спрашивай, как это я осмелился. Тебе просто повезло, что я отважился поговорить о твоих обязательствах по отношению к другим… – И, заметив, что Эван, в волнении закрыв глаза, откинулся на спинку дивана, Вайнграсс поспешно добавил: – Ну ладно, ладно, не обижайся, мы не смогли бы сделать ничего из того, что сделали, без твоих мозгов и твоей силы.
Неожиданно Калейла заметила, что Вайнграсс незаметно подает ей какие-то знаки и безмолвно выразительно шевелит губами. Присмотревшись к старику внимательнее, она поняла, что он ей беззвучно говорит: «Так надо. Я знаю, что делаю». В ответ Калейла лишь пожала плечами.
– Ну ладно, Мэнни, – произнес Эван, открыв глаза и уставившись в потолок. – Можешь выбросить это из головы. Я слушаю дальше.
– Вот так-то лучше. – Вайнграсс подмигнул агенту из Каира и продолжил: – Ты, конечно, можешь отойти в сторону, и никто не будет иметь права сказать или подумать о тебе плохо, потому что все должны тебе, а ты никому ничего не должен. Но я-то знаю тебя, мой друг. В тебе такой запас силы, что было бы просто обидно не использовать ее во благо. Скажу больше, этот паршивый мир все еще держится только потому, что в нем все-таки есть такие парни, как ты. Увы, людей другого типа гораздо больше… Они хоть и рвутся в правительство, но ничего не могут сделать для страны, нации. А собственно, почему к ним должны прислушиваться? Кто они такие? Какими делами себя зарекомендовали те, что просто дуют в свисток? Вот их никто и не принимает во внимание. Ты же – совсем иное дело. Ты можешь говорить с теми, кто внизу, и они с благоговением будут тебя слушать. А пост кардинала, если считать Лэнгфорда Дженнингса папой, вполне подходящее место для такого человека, как ты. И нет никаких препятствий, которые помешали бы тебе прийти ко двору, если только не считать конгресс. Но Лэнг поможет преодолеть и его.
– Опять Лэнг? – пробормотал Кендрик.
– Извини, это не мое изобретение! – возразил Вайнграсс, подняв кверху ладонь. – Сначала я называл его мистером президентом. Если не веришь, спроси медсестер, которые присутствовали при его появлении. А он, я тебе скажу, настоящий дьявол. После выпивки, которую, между прочим, он сам лично приготовил для меня и для себя у бара, когда девушки вышли, Лэнг сказал, что я его освежаю. И попросил называть его Лэнгом, забыв все эти формальности…
– Мэнни, – вмешалась Калейла, – а что значит вы его «освежаете»? Почему президент так сказал?
– Ну, в нашей короткой беседе я упомянул, что это новое здание, которое они возводят в Нью-Йорке, – я читал о нем в газете – не такое уж роскошное и Лэнгу вовсе не следовало поздравлять по телевидению его кретина архитектора. И объяснил почему. В общем, сказал, что он совершенно напрасно сунулся в это дело…
– О черт! – повторил Эван, сдаваясь.
– Но вернемся к тому, что я пытаюсь тебе растолковать. – Лицо Вайнграсса стало серьезным. Глядя на Кендрика, он несколько раз глубоко вздохнул и продолжил: – Понимаю, тебе, возможно, хочется отойти от дел и спокойно, счастливо пожить рядом с моей арабской дочкой. Ты уже заслужил уважение страны и даже мира. И все-таки призываю тебя подумать. На посту вице-президента ты сможешь сделать такое, что не под силу большинству людей. С вершины горы откроются большие возможности для борьбы с коррупцией, со всеми этими людишками, которые ведут свою грязную игру. Подумай, Эван. Но пока все, о чем я прошу тебя, – это выслушать Дженнингса. Прислушайся к тому, что он хочет тебе сказать.
