верховного главнокомандующего НАТО.
–
–
– О, они очень изобретательны, а Огилви – самый изобретательный из всех. Он – суперпаук, и он протянул нехилую сеть из Вашингтона по всем столицам Европы. К несчастью для него, и благодаря моему другу, он попался в собственную сеть, как муха. Его вот-вот должны были раздавить люди в Вашингтоне, которых он никак не мог подкупить, но его предупредили, и он выехал позавчера из страны… И я не имею ни малейшего понятия о том, зачем он приехал в Москву.
– Возможно, я смогу ответить на этот вопрос, – сказал Крупкин, бросив взгляд на полковника и кивнув ему, будто желая сказать:
– Каким образом? – поинтересовался Алекс.
– Поставляя нам всевозможные секретные американские технологии, а также вооружения, материалы, запчасти для самолетов и орудийных систем – даже сами самолеты и орудийные системы иногда доставлялись через нейтральные страны. Я сообщаю вам это, зная, что вы понимаете: в случае чего я буду решительно отрицать сказанное.
– Понятно, – кивнул Конклин. – Как эта организация называется?
– Определенного единого названия не существует. Напротив, есть пятьдесят или шестьдесят компаний, действующих под одной крышей, но с таким огромным количеством различных наименований и происхождений, что конкретные взаимоотношения между ними определить просто невозможно.
– Единое название есть, и заведует всем Огилви, – возразил Алекс.
– Это приходило мне в голову, – сказал Крупкин, его глаза вдруг стали стеклянно-холодными, лицо приняло выражение непоколебимого фанатика. – Однако то, что, похоже, так сильно беспокоит вас в связи с этим вашим американским адвокатом, уверяю вас, гораздо,
– Какие будут предложения? – поинтересовался Конклин.
– Глупый вопрос, – резко ответил полковник. – Арест, потом Лубянка… и тишина.
– Тут есть одна проблема, – возразил Алекс. – ЦРУ знает, что Огилви в Москве.
– И в чем же проблема? Мы избавим и их, и себя от нездоровой личности и его преступлений и пойдем по своим делам.
– Это может показаться вам странным, но проблема не только с нездоровой личностью и его преступлениями, даже в том, в чем затрагиваются интересы Советского Союза. Проблема с прикрытием – там, где затрагиваются интересы Вашингтона.
Офицер Комитета взглянул на Крупкина и заговорил по-русски:
– О чем это он?
– Нам это трудно понять, – ответил Дмитрий на том же языке. – Однако для них это действительно проблема. Позволь объяснить.
– Что они говорят? – раздраженно спросил Борн.
– Кажется, сейчас состоится урок по основам гражданства в стиле Соединенных Штатов.
– Такие уроки часто проходят мимо ушей в Вашингтоне, – перебил Крупкин по-английски, затем снова переключился на русский и обратился к своему превосходящему его по званию коллеге: – Видишь ли, товарищ, никто в Америке не станет винить нас за то, что мы воспользовались криминальными услугами этого Огилви. Есть поговорка, которую так часто повторяют, что она покрыла уже целые океаны вины: «Дареному коню в зубы не смотрят».
– Какое отношение имеют зубы коня к подаркам? Из-под его хвоста выходят удобрения для ферм; а сквозь зубы – только слюна.
– При переводе некоторый оттенок теряется… Однако у этого адвоката, Огилви, очевидно, было множество связей в правительстве – чиновники, которые прикрывали его спорные операции за большие деньги, операции с миллионами и миллионами долларов. Законы обходили, людей убивали, ложь принимали за правду; конечно, без коррупции не обошлось, а американцы, как мы знаем, одержимы коррупцией. Они даже любую прогрессивную идею называют потенциально разлагающей, и более старые, более знающие народы ничего не могут с этим поделать. Они вывешивают свои грязные полотна всему миру на обозрение, как знаки чести.
– Потому что так и есть, – вставил Алекс по-английски. – Это то, что многие здесь не смогут понять, потому что вы закрываете каждую свою идею, каждое преступление, затыкаете каждый открытый рот корзиной роз… Однако, имея в виду одиозные сравнения, я обойдусь без лекции. Просто говорю тебе, что Огилви должен быть отправлен назад, и все счета закрыты.
– Не сомневайтесь, мы учтем это пожелание.
– Этого мало, – сказал Конклин. – Давай так. Без сомнения, скоро слишком многое станет известно об этой организации, включая связь с убийством Тигартена, чтобы вы могли оставить его здесь. Не только Вашингтон, но и все Европейское сообщество обернется против вас. Вы так боитесь лишних проблем – и она у вас будет, и не одна, не говоря уж о том, как это скажется на торговле, вашем импорте и экспорте…
– Мы тебя поняли, Алексей, – перебил его Крупкин. – Допустим, мы сделаем по-твоему. Будет ли ясно, что Москва полностью сотрудничала в передаче этого американского преступника обратно в руки американского правосудия?
– Очевидно, без вас мы бы не справились. Как временный полевой офицер, я поручусь за это перед обоими комитетами по разведке конгресса, если надо будет.
– И что мы не имеем никакого – абсолютно
– Легко. Это была основная причина вашего содействия. Ваше правительство было возмущено этим убийством.
Крупкин тяжело посмотрел на Алекса и понизил голос, что придало ему еще большую убедительность. Он медленно повернулся, взглянул на экран телевизора, потом перевел взгляд обратно на Конклина.
– Генерал Родченко? – сказал он. – Что нам делать с генералом Родченко?
– Это уже ваше дело, – тихо ответил Алекс. – Ни Борн, ни я никогда не слышали этого имени.
–
– С чего начнем? – нетерпеливо спросил Джейсон.
– Всему свое время. – Дмитрий повернулся к комиссару КГБ. – Товарищ, вы поняли, о чем мы говорили?
– Достаточно, Крупкин, – ответил грубый крестьянин-полковник, направляясь к телефону на инкрустированном мраморном столике у стены.
Он поднял трубку и набрал номер; ответ последовал немедленно.
– Это я, – сказал комиссар по-русски. – Третий человек на седьмой пленке, с Родченко и священником, Нью-Йорк идентифицировал как американца по имени Огилви. За ним необходимо немедленно установить слежку, и он не должен покидать Москву. – Полковник вдруг поднял брови, лицо его покраснело. –