– У них тоже бывают промашки, – защищался Конклин.
– Которых гораздо больше в их «откровенных» признаниях, чем в действительности, Алексей. Ты слишком долго был в стороне. Обе стороны иногда совершают крупные ошибки, но они способны справляться с общественным мнением – мы же до сих пор не научились этому. Мы скрываем наши «промашки», как ты выразился; мы слишком печемся о нашей респектабельности, которая слишком часто покидает нас. И потом, я думаю, мы исторически моложе в сравнении с ними. – Крупкин снова переключился на русский. – Мурена, отзовитесь! Я уже почти дошел до конца диапазона. Где вы, Мурена?
– Здесь, товарищ! – прозвучал из динамика металлический голос. – Есть контакт. Как слышите?
– У вас голос, словно у кастрата, но я вас слышу.
– Должно быть, это товарищ Крупкин…
– А вы думали кто – папа римский? С кем я говорю?
– Орлов.
– Хорошо! Ты знаешь, что делаешь.
– Надеюсь, ты тоже, Дмитрий.
– К чему ты это сказал?
– К твоему приказу ничего не предпринимать. Мы в двух километрах от здания – я въехал по траве на небольшой холм – и мы видим его машину. Она припаркована на стоянке, а сам подозреваемый внутри.
– Что еще за здание? Какой холм? Ты ничего не сказал.
– Арсенал на Кубинке.
При этих словах Конклин подпрыгнул в кресле.
– О боже! – воскликнул он.
– Что такое? – спросил Борн.
– Он проник в арсенал, – Алекс увидел непонимание на лице Джейсона. – Здесь это нечто гораздо большее, чем просто закрытые площадки для парадов легионеров и резервистов. Это серьезные тренировочные сооружения и оружейные склады.
– Он ехал не в Одинцово, – перебил Крупкин. – Склад находится дальше на юг, за окраиной города, лишних четыре-пять километров. Он бывал там раньше.
– Такие места должны хорошо охраняться, – сказал Борн. – Он же не может просто войти туда?
– Уже вошел, – поправил парижский офицер КГБ.
– Я имею в виду запрещенные места – такие, как помещения, набитые оружием.
– Это меня и беспокоит, – продолжил Крупкин, вертя в руке микрофон. – Поскольку он был там раньше – а это очевидно, – что он знает об этом сооружении?..
– Свяжитесь по радио с арсеналом, пусть они его остановят, задержат! – настаивал Джейсон.
– А что, если я попаду не на того человека? Или если он уже раздобыл оружие и мы его спугнем? Один звонок, один недружелюбный взгляд или даже подозрительная машина на дороге могут привести к уничтожению нескольких десятков человек. Мы видели, что он натворил в «Метрополе» и на Вавилова. Он потерял над собой контроль; окончательно спятил.
–
– Что именно? Одежда?
– Нет, на нем темный костюм, и его правая рука на темной перевязи… Но он двигается быстрее, шаг крепче, держится прямо.
– Ты хочешь сказать, что он уже не выглядит как раненый, да?
– Пожалуй, да.
– Он может притворяться, – сказал Конклин. – Этот сукин сын может находиться при последнем издыхании – и все равно убедить тебя, что готов бежать марафон.
– С какой целью, Алексей? Зачем здесь что-то разыгрывать?
– Не знаю, но если твой человек в машине видит его, то и он видит машину. Может быть, он просто очень торопится.
– Что происходит? – сердито спросил Борн.
– Кто-то вышел с полной сумкой и идет к машине, – сказал Конклин по-английски.
– Ради бога,
– Нет уверенности, что это Шакал, – перебил Крупкин. – Одежда та же, даже перевязь, но есть физические отличия…
– Значит, он хочет, чтобы мы думали, что это не он! – с настойчивостью проговорил Джейсон.
– Что?
– Он ставит себя на наше место, думая, как вы думаете сейчас, и тем самым опережает ваши мысли. Он может знать, а может и не знать, что его обнаружили, что его машина замечена, но он должен предполагать худшее и действовать соответствующе. Сколько нам еще ехать?
– Учитывая, как ведет мой молодой товарищ, я бы сказал, минуты три-четыре.
–
– Что он сказал? – спросил Борн. Алекс перевел, и Джейсон нахмурился. – Заложники? – сказал он тихо, будто про себя. – Он все себе испортил! – Дельта из «Медузы» наклонился вперед и тронул Крупкина за плечо. – Скажи своему человеку, пусть убирается оттуда к чертовой матери, как только машина отъедет и он поймет, куда она направляется. Вели ему не прятаться, быть на виду, чуть ли не гудеть клаксоном вовсю, проезжая мимо арсенала.
– Мой
– Потому что твой коллега прав, а я ошибался. Человек, вышедший из здания, не Карлос. Шакал находится внутри, ждет, пока кавалерия проедет мимо форта, чтобы он мог скрыться на другой машине – если кавалерия действительно есть.
– Во имя нашего почтенного Карла Маркса, объясни, как ты пришел к такому противоречивому заключению?
– Очень просто. Он совершил ошибку… Даже если бы вы могли, вы бы не стали стрелять по этой машине на дороге, верно?
– Согласен. В ней находятся четыре посторонних человека, без сомнения невинные советские граждане, которых заставили выглядеть иначе.
– Заложники?
– Да, конечно.
– Когда ты последний раз слышал, чтобы люди бежали сломя голову туда, где они
– Честное слово…
– Но ты был прав в одном. У Карлоса есть контакт в этом арсенале – человек, переодевшийся в него. Это может быть просто невинный русский, чей брат или сестра живет в Париже и находится во власти Шакала.
– Дмитрий! – вскричал металлический голос по-русски. – Машина выезжает со стоянки!
Крупкин нажал кнопку микрофона и отдал приказ. Естественно, они должны следовать за машиной хоть до финской границы, если понадобится, но захватить ее без насилия, связавшись при необходимости с милицией. Последним приказом было несколько раз просигналить, проезжая мимо арсенала. Не стесняясь в выражениях, агент по фамилии Орлов спросил:
– На кой хрен?
– Потому что мне было видение от святого Николая Доброго! И, кроме того, я выше тебя по званию.
– Тебе плохо, Дмитрий.
– Что тебе больше нравится: рапорт об отличной службе или такой рапорт, который отправит тебя в Ташкент?